Восстание

Естественно, что меня меньше беспокоила собственная безопасность. За меня больше беспокоились мои товарищи. Я был заинтересован во встрече с Кестлером. Поэтому я использовал все свое влияние для того, чтобы встреча состоялась. Мои друзья нехотя согласились, но с одним условием: встреча должна происходить в полной темноте. Кестлер не должен был видеть бороду Исраэля Сассовера. Я был не в восторге от этого условия. Разговаривать в темноте далеко не так приятно. Кроме того, зачем обижать Кестлера? Но мои товарищи твердо стояли на своем. Я сдался.

Конечно, хорошо пригласить гостя сесть, но как найти стул в кромешной тьме? Но Авраам и Реувен прекрасно ориентировались в этой обстановке, которую создали сами. Они усадили нас. Итак, разговор начался.

Кестлер сообщил мне, что в ’’дружественных к сионизму британских кругах” благосклонно относились к идее послевоенного переходного периода длительностью лет в десять, во время которого 100 тысячам евреев будет позволено въехать в Палестину. По окончании этого периода может быть принята резолюция о разделе Палестины. Я ответил, что мы не верим в эти ’’переходные периоды”, как и не верим в дружбу ’’дружественных кругов”. Кестлер постарался переубедить меня. В связи с этим он как представитель более молодых прогрессивных кругов британской лейбористской партии привел высказывания Майкла Фута.

Наш разговор переходил с одной темы на другую. Кестлер спросил, намереваемся ли мы и в дальнейшем использовать ”Фау-3”.

”А что такое ”Фау-3”?” — спросил я недоуменно.

”Да ведь вы знаете. Это электроуправляемая мортира, которая была найдена близ отеля ’’Царь Давид”. Англичане называют ее ”Фау-3””.

Я рассмеялся. Изобретение Гидди не было лишено, конечно, важности, но ”Фау-3”?

По мере того, как наша беседа продолжалась, у меня создалось впечатление, что Кестлер был более заинтересован в том, чего он не мог видеть, чем тем, что слышал. Мы оба много курили. Быть может, мы думали, что дым сможет как-то рассеять темноту. Но зажечь сигарету в таких условиях было не так-то просто. Мои ’’мучители” решили, что темнота должна быть действительно кромешной. Ни один луч света не должне был проникнуть снаружи, не говоря уже о том, что не должно было быть никакого источника света внутри. Эта проклятая борода! Для того, чтобы зажечь сигарету, мы исполняли особый ритуал ’’света во тьме”. Чтобы зажечь свою, я наощупь пробирался в соседнюю комнату. В этот момент Авраам и Реувен давали прикурить Кестлеру. Когда наши сигареты были зажжены, тогда мы снова могли ’’видеть” голоса друг друга.

Но Кестлеру не так уж легко было собирать материал для своих книг по ’’политической психологии”. Он начал необыкновенно энергично курить свои сигареты. Он почти что разрывал их на части.

Он делал длинную затяжку, выпускал из ноздрей дым, затем снова затягивался, до тех пор, пока вся сигарета не превращалась в пепел. Я следил за быстрой сменой сигарет с большим интересом. Я испытывал жалость не к сигаретам, чье назначение было превращаться в пепел, а к Кестлеру. Он переоценил стратегическое значение пламени и трудился напрасно. Яркий огонек его сигареты так и не мог осветить того, с кем он говорил. Наоборот, вспышки небольшого пламени позволяли мне увидеть кончик его носа. Он должен был бы попросить меня разжечь мою сигарету так же сильно, но и тогда он смог бы увидеть кончик моего носа, и, быть может, несколько волосков моей бороды! Поскольку такой просьбы с его стороны не последовало, то я и не старался. Стояла кромешная темнота.

Встреча с Кестлером, по-видимому, усилила слухи о моей пластической операции. Слухи эти были широко распространены среди британских властей. Я думаю, что они сами выдумали это, чтобы объяснить почему, несмотря на все обыски, обещанные награды и слежки, британская разведка не могла найти меня. Яков Меридор еще больше обосновал эти слухи. Когда офицер Интеллидженс Сервис, допрашивавший его в каирской тюрьме, спросил как-то: ”А правда ли, что Бегин подвергся пластической операции?” Яков заметно смутился: ’’Откуда вы это знаете?! Нет, нет, это неправда!”

Офицер британской разведки был в восторге. Он был уверен, что сумел ’’вырвать” важный секрет у Якова Меридора.

Кестлер, очевидно, добавил кое-что к пище, питавшей воображение полиции.