Восстание

В начале восстания я встретился с одним из ведущих офицеров Хаганы Моше Даяном, который предложил мне обменяться мнениями по ряду вопросов. Зная, что он был одним из ’’активистов” Хаганы, мы согласились. Он много рассказывал мне о своей деятельности в Сирии, куда проник в дни правления во Франции фашистского правительства для выполнения там ряда диверсионных актов. Он не хвастался, однако из его сухих и прозаических описаний было видно, что мужества ему не занимать. Он потерял один глаз в ходе одной из операций в Сирии.

Я говорил с ним о нашей борьбе и ее политическом значении. Мы были одного с ним мнения по многим вопросам, во всяком случае, в ходе беседы. После наших операций, сказал он, рабочие начали относиться к Иргуну с симпатией. Он заметил, что мы делаем все возможное, чтобы избежать жертв среди еврейского населения. Сейчас ему, да и многим другим, было ясно, что все наши операции были направлены только против британского мандата. Моше Даян не дал никакой оценки политическим последствиям нашей борьбы. По этому вопросу, отметил он, всегда могут быть два мнения. Моше Даян, однако, видел значение того, что мы делаем, какие уроки мы преподали еврейской молодежи страны.

В годы сопротивления у меня была короткая встреча со знаменитым американским сионистским лидером доктором Абба Гиллел Сильвером. Мы встретились в комнате у морского побережья, снятой на время Алексом. Мне суждено было жить там довольно долго: сообщения из района улицы Иегошуа Бин-Нун стали вызывать опасения. Я был нелегальным съемщиком другого съемщика.

Впрочем, последний был легальным съемщиком по отношению к квартирной хозяйке, но не к властям. Алекс должен был следить за тем, чтобы хозяйка никоим образом не увидела меня. Каждое утро мы должны были покидать комнату и идти каждый по своим делам. Но куда мы могли отправиться средь бела дня? Мы едва ли могли появиться на пышущих зноем, переполненных народом улицах. Поэтому у нас не было иного выхода, кроме как отправиться в ближайшее ’’укрытие” — к берегу моря. В дни хамсина, горячего ветра пустыни, мы наслаждались купанием в море. Борода причиняла некоторые неудобства. Никогда раньше мне не приходилось купаться в море с бородой. Я не знал, что делать и с кипой*,⁶ которая должна была прикрывать голову Исраэля Сассовера. Если бы я снял кипу, то это могло вызвать подозрения окружающих: как же, борода есть, а кипы нет! Но если я решился бы купаться с кипой, то ее могли унести волны. Проблема была очень серьезной. Я разрешил ее точно так же, как действуют простые люди, очутившиеся на великосветском рауте. Они исподволь наблюдают за соседями по столу. Придерживая кипу, я осторожно осмотрел пляж. К счастью, на пляже были и другие бородатые личности, которые не только купались в море, но даже загорали без кипы, одевая ее только тогда, когда уходили кушать. Я поступил точно так же, как они, и не привлек к себе ничьего внимания.

*Еврейские религиозные традиции требуют, чтобы во время молитвы или благословения голова была прикрыта, в знак уважения к Всевышнему. Ортодоксальные евреи ходят всегда с прикрытой головой. Однако существуют много степеней еврейской ортодоксальности.

Итак, в комнате Алекса я встретился с доктором Сильвером. Наша беседа была очень серьезной. Впечатление, которое доктор Сильвер произвел на меня надолго сохранилось в моей памяти.

Так как мне выпала честь быть на протяжении определенного времени одним из близких доверенных лиц Владимира Жаботинского, я не очень-то поддаюсь шарму выдающихся личностей. Я не могу дать точного определения — возможно, никто не может, — что подразумевается под словами ’’выдающийся человек”. Но я знаю, чувствовал всей душой, что Владимир Жаботинский был великим человеком; он предвидел на много лет вперед, он сочетал в себе благородство духа с железной логикой. Со времени моего знакомства с Жаботинским на меня не производят впечатления люди, которых принято считать ’’великими”, и уж, конечно, не люди, занимающие важные посты. Но я должен сказать, что во время нашей первой встречи Сильвер произвел на меня действительно большое впечатление. ’’Это личность,” — сказал я своим друзьям.

Доктор Сильвер был первым сионистским деятелем, из уст которого я услышал слова одобрения и поддержки нашей борьбы, вместо обычных обвинений в ’’смутьянстве”. Он выразил надежду, что единство, достигнутое в движении сопротивления, сохранится и впредь. Американское общественное мнение с симпатией и сочувствием относится к борцам за свободу, ибо, отметил доктор Сильвер, ’’американцы тоже сражались с англичанами всеми доступными и недоступными средствами”.