Конечно, Кестлер не обязывался не сообщать о том, как я не выгляжу. Он был очень удивлен тем, что я принял его в темноте. За несколько дней до встречи со мной он встретился с руководителями группы Штерна лицом к лицу. Почему он не мог в таких же условиях встретиться со мной? Ему не было известно, что в то время у Иргуна были особые причины соблюдать крайнюю предосторожность, каких не было у ЛЕХИ. Кестлер не знал также, что я был возможным кандидатом на пост второго помощника третьего служки в синагоге на улице Иегошуа Бин-Нун. Моя борода была крайне важным условием для приобретения мной этого важного поста. Стараясь разгадать загадку, которую я задал ему таинственностью нашей встречи, он, очевидно, поверил слухам о том, что я пытался прикрыть свое уродство пластической операцией. Вероятно, к такому же заключению пришли и те люди, которым он рассказал о разговоре со мной.
Как бы там ни было, после моей беседы с Кестлером британская пресса опубликовала очередную серию небылиц обо мне. Выдумка о том, что я подвергся пластической операции, распространилась по всему миру. Мы были еще больше удовлетворены, когда прочли в популярной британской газете сообщения,
что я подвергся не одной пластической операции, а целым четырем. Не больше, не меньше. Когда я вышел из подполья, некоторые журналисты, главным образом американские, спросили меня, какова доля правды во всех этих рассказах. Я ответил: ’’Совершенно верно. Мне были сделаны четыре пластические операции, но непосредственно перед тем, как англичане покинули страну, я сделал пятую операцию, чтобы восстановить свое настоящее лицо.
Я должен попросить прощения у Артура Кестлера за то, что заставил его просидеть со мной в кромешной тьме на протяжении двух часов и выкурить так много сигарет. Я надеюсь, он простит мне это так же, как и наш добрый друг Иван Гринберг*, которого я также принял в темноте и которому пообещал встретиться еще раз при полном свете. Так и случилось.
* Тогда Менахем Бегин, извинившись перед Иваном Гринбергом за то, что заставил его сидеть в кромешной тьме, вспомнил, что сказал Жаботинский, когда они как-то попытались сообщить ему некоторые секретные сведения, касающиеся Иргуна: "Ради Бога, не говорите мне, не говорите мне. То, чего я не знаю, а абсолютно уверен, что не смогу сообщить другим, даже под пыткой!”
В конце 1946 года в Эрец Исраэль прибыл Кларк Болдуэн, американский конгрессмен, чей визит в Великобританию и на Ближний Восток был одобрен президентом Гарри Трумэном. В Великобритании Кларк Болдуэн встретился с Эттли и другими британскими министрами. Кларк Болдуэн, сочувственно отозвавшийся о нашей борьбе, выразил желание встретиться со мной. Опять друзья мои колебались и предлагалось посадить меня за занавес или в темную комнату. На этот раз я восстал, и было решено принять американского политического деятеля в ’’открытом подполье”.
Встреча должна была состояться на квартире Алекса. Конечно, и на эту квартиру могли нагрянуть британские ищейки. После взрыва в отеле ’’Царь Давид”, отряд британских солдат прибыл на квартиру ’’господина Сломницкого”. ’’Господин Сломницкий” вышел навстречу им, одетый в белый передник, держа в руках большой кухонный нож. Перед англичанами стоял добропорядочный, уважаемый семьянин, воспользовавшийся в связи с комендантским часом вынужденным досугом для приготовления чего-то вкусного. Допрос, поэтому, был краток. Алекс сам постарался, чтобы допрос прошел как можно быстрее. ’’Извините меня, джентльмены, — сказал он, — я жарю картошку и боюсь, что она подгорит”. Солдаты решили не мешать доморощенному повару дожаривать картошку и отправились восвояси. Уж, конечно, в этой-то квартире не скрывались террористы. Между тем, в комнате в глубине квартиры на диване спал молодой человек, свалившийся после бессонной ночи. Это был Гидди.
В той же комнате, пропитанной секретами, бедами и радостями подполья, я встретился с Кларком Болдуэном. К моему несчастью, я заболел накануне встречи, и так как американский конгрессмен должен был покинуть страну через день или два, мне пришлось принять его, лежа в постели.
Мистер Болдуэн был очень любезен. Он сообщил нам о своих встречах с британскими государственными деятелями и подчеркнул свое полное понимание нашей борьбы. Он даже провозгласил тост за независимое еврейское государство, которое, по его мнению, должно быть вот-вот провозглашено. Он обратился к нам с вопросом, сможем ли мы на время прекратить наши боевые операции в надежде, что американское правительство предпримет решительные действия для открытия ворот в Эрец Исраэль. Наш ответ был четким и ясным. Однако, поскольку Кларк Болдуэн выступил позднее с публичным заявлением по этому поводу, мы, чтобы избежать недоразумений, были вынуждены опубликовать и наш ответ. Мы писали: