Читаем Восстание полностью

6 марта он сказал: ”В этой маленькой Палестине... мы должны терять все наши богатства, чтобы содержать 100 тысяч человек под ружьем в условиях крайне неблагоприятных и болезненных, тогда как мы не имеем ни малейшей пользы от этого”. Он добавил, что на протяжении некоторого времени он оказывает на правительство давление, пытаясь убедить его возвратить мандат на Палестину ООН и просить ее помощи, коль скоро Англия не в состоянии поддерживать порядок в этом районе.

Тем временем, однако, британские власти все еще пытались спасти положение в Палестине. Военное положение, введенное в районах Иерусалима, Тель-Авива и Петах-Тиквы, было в силе вот уже 15 дней.

Необходимо отметить, что в эти напряженные дни население страны в большинстве своем проявило удивительное гражданское мужество. Официальное руководство находилось в полном замешательстве, но население держалось хорошо. Британские власти запретили евреям ездить в автобусах. Они, насмехаясь над правительством, пользовались тележками, велосипедами или попросту ходили пешком. Страха не было. Можно было видеть улыбающихся мужчин и женщин за заборами из колючей проволоки. Дети громко пели: ’’Анемоны, анемоны...” — популярную сатирическую песенку о Шестой авиационной дивизии.

А подполье, как я уже говорил, делало свое дело. Вводя в Палестине военное положение, британское правительство могло рассчитывать на: ’’максимум” и ’’минимум”. Под ’’максимумом” подразумевалась надежда на разгром подполья, казнь его руководителей и заключение его бойцов в Латрун. Эта мечта испарилась мгновенно. Затем власти уповали, что ’’новые меры” смогут парализовать подполье. Этого можно было достигнуть только в том случае, если бы введение военного положения смогло помешать ’’террористам” совершать свои операции.

Мы решили сделать все возможное, чтобы провалить программы ’’минимум” и ’’максимум”, разработанные фельдмаршалом Монтгомери. На протяжении этих двух критических недель ударные силы Иргун Цваи Леуми и ЛЕХИ беспрерывно наносили удары по врагу.

С отменой военного положения нас охватило ликование. Военное положение ничего, кроме еще большего унижения, не принесло тем, кто ввел его в стране. И когда Гидди, измученный беспрестанными ночными вылазками, пришел навестить меня, я впервые дал волю своим чувствам. Гидди, в соответствии с подпольным уставом, стоял навытяжку и ждал, пока я первый начну беседу. Однако, на несколько минут позволив себе сбросить тяжелое бремя ”командующего”, я обнял его и прошептал: ”Ты победил, Гидди... Ты победил... Наши ребята победили”.

В британской армии подражали немецкой системе присвоения кодовых названий военным операциям. Названия операций, проведенных в Иерусалиме и Тель-Авиве в рамках военного положения — ’’Слон” и ’’Гиппопотам” — предполагали полный разгром подполья под тяжеловесной пятой английских властей. Однако военное положение обернулось полным провалом. ’’Слон” и ”Гиппопотам” родили мышь. Опасения Черчилля оказались вполне оправданными.

Вслед за обращением Великобритании к г-ну Трюгве Ли с просьбой ускорить обсуждение палестинского вопроса на Генеральной Ассамблее ООН начались долгие переговоры между Лондоном и Вашингтоном, Лейк Саксесс и Москвой, Парижем и Нанкином. Советский Союз и, очевидно, другие государства противились механическому назначению комитета по расследованию. Эти государства добивались созыва чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения ”не терпящего отлагательств вопроса”. В начале апреля Трюгве Ли направил срочную ноту всем членам ООН. Ответы пришли незамедлительно. Было объявлено, что Генеральная Ассамблея ООН обсудит положение в Эрец Исраэль не во время очередной сентябрьской сессии, а на специальной сессии, открывающейся 28 апреля 1947 года.

Глава XXV. ПЕРЕКРЕСТКИ ИСТОРИИ


Здесь мы должны немного задержаться. Мы находимся на самом пороге поворотного пункта в истории Эрец Исраэль. Бевин маневрировал. Он хотел выиграть время, по возможности год, за который он смог бы установить контакты с Соединенными Штатами Америки и правительствами других стран. Он мог бы достичь соглашения с США по вопросу об Эрец Исраэль, если бы располагал временем. Совершенно ясно, что будь у арабов больше времени в их распоряжении, они могли бы укрепить свои позиции. В каком же положении очутились бы мы накануне арабского вторжения?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное