Читаем Восстание полностью

Эта внутренняя борьба, которая началась в первые годы восстания, закончилась лишь с нашим выходом из подполья. И это было естественно. Мы не нуждались в легендах о ’’людях со стальными сердцами”. Где нет душевных мук, господствует черствость. Атрофия естественных человеческих чувств не является доказательством сильного характера, хотя внутренний конфликт разгорался с новой силой с каждой новой жертвой. Мы не подчинились давлению. Мы отказались от попыток освободить узников. Мы говорили нашим друзьям: ”Мы наймем адвоката. Мы будем помогать оставшимся на свободе семьям по мере наших сил и возможностей. Однако мы не пойдем с официальными или полуофициальными прошениями к врагу. Мы не сделаем никакой попытки освободить даже Эстер. Не будет никаких переговоров или сделок с англичанами об освобождении заключенных. Нет войны без страданий, нет восстания без арестованных, нет победы без жертв. Мы должны справиться с испытаниями. В противном случае, враг найдет нашу ахиллесову пяту и окажет на нас еще большее давление, постараясь купить нас, соблазнить, подчинить своей воле и деморализовать”.

Мы не отступали от этого принципа. В ходе восстания из наших рядов, в результате облав и арестов, были вырваны сотни и тысячи лучших бойцов. Однако мы никогда не испытывали позора дня ”29 июня”* или его последствий...


*8 мая 1946 года британские власти арестовали целый ряд руководителей организации Ишува и Еврейского Агентства, а также группу других официальных лиц, которые, в конечном итоге, выкупили свое освобождение, дав обещание отвести силы Хаганы от активного участия в борьбе еврейского народа.


Как и в любом подполье, в наших рядах оказался предатель. Цоррос фактически никогда не был членом Иргуна. Некоторое время он работал в денежном фонде, из которого Иргун получал финансовую помощь. Это-то и свело Цорроса со многими бойцами Иргуна. Трудно сказать точно, когда Цоррос установил контакты с британской разведкой и стал ее платным осведомителем. Цоррос был отчаянным игроком. Он был всегда стеснен в средствах, и кажется, вдобавок ко всему, был трусоват. Начав однажды скольжение по наклонной плоскости, он продолжал все дальше и дальше катиться в пропасть. Когда он передал Сикрет Интеллидженс Сервис координаты местонахождения радиопередатчика Иргуна, он был уже в крепких тисках разведки. Несколькими неделями позже Симон Цоррос передал главе еврейского департамента британской разведки Катлингу список имен, описание внешности и адресов многих людей. Среди других в списке оказалось и имя Якова Меридора.

Получив список активных бойцов Иргуна, Катлинг пребывал в приподнятом настроении. Он был уверен, что ликвидировал Иргун. Катлинг написал обстоятельный доклад и передал его своему начальству в Иерусалиме, Каире и Лондоне. Хваленая британская разведка потирала руки. Перед их внутренним взором представал дождь отличий и наград, сыпавшихся, как из рога изобилия. Им и невдомек было, что копия этого списка уже попала в наши руки. Англичане и понятия не имели, что мы знали абсолютно все, что они знали о нас. Мы тщательно исследовали список. Мы приняли на вооружение новую систему безопасности. Нам нанесли жестокий удар, но мы вскоре оправились. Катлингу пришлось убедиться, что его радость и ликование были преждевременными. Вышестоящее руководство в Лондоне было разочаровано.

Тем временем мы судили и рядили, как же поступить с предателем. Мои товарищи требовали казни, и это было справедливо как по законам военного времени, так и по суровому закону подполья. У подполья нет тюрем и лагерей, где могли бы содержаться наши враги. Как бы там ни было, я выступил против казни Цорроса, ибо опасался непоправимой ошибки. Я потребовал доказательств, так как не мог поверить, что еврей может так низко пасть. Я ошибся. Время показало мою неправоту, и я признал свою ошибку.

2

Шаблонное мышление не раз заводило англичан в тупик. Провокаторы Сикрет Интеллидженс Сервис так и не смогли проникнуть в ядро Иргуна. До некоторой степени англичане стали жертвой собственной лживой пропаганды. Англичане старались представить нас в глазах остального мира ’’террористами” и изуверами. В нашем иерусалимском штабе англичане при обыске отыскали две мои фотографии. Одна из них была действительно похожа на меня. Другая, моментальный снимок, снятый у базарного фотографа, красовалась на моей солдатской книжке. Она напоминала меня весьма отдаленно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное