Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти

Барон Хахтхаузен, который в сороковых годах XIX века провел свое знаменитое исследование сельской России, был поражен разницей между землевладельцами России и остальной Европы. Хотя он ничего не знал об особенностях восточного деспотизма, он сразу же увидел, что русские землевладельцы-аристократы не имели феодальной традиции: «Русское, великорусское дворянство не является земельным дворянством в наши дни, да и в прошлом, вероятно, никогда им не было. Оно не имело замков, оно не прошло через период рыцарства и феодальных войн. Оно всегда было служилым сословием, всегда жило при дворах великих и мелких князей и в городах, служа в армии, при дворе или в гражданских учреждениях. Те же, что жили в сельской местности, мирно занимались сельским хозяйством, но число их было весьма незначительным. Большая часть великорусских дворян не имеет сельских резиденций или манориальных экономий, какие мы встречаем в остальной Европе. Вся земля, принадлежащая дворянину, – обрабатываемые поля, луга, леса – отдана сельской общине, которая на ней работает и платит за это своему господину. Даже в тех случаях, когда помещик владеет домом в деревне и живет в нем, он не имеет своего хозяйства и живет как рантье. У большинства дворян есть дома в деревне, но они живут в городе и посещают свои сельские поместья лишь на несколько недель или месяцев в году. Таков старый обычай у русской аристократии».

Отстраненность русских дворян от земли, которой они владели, вместе с законом о разделе имущества умершего отца между его наследниками, не позволяла им превратиться в «реальную земельную аристократию», которая существовала в Центральной и Западной Европе. «Я полагаю, что ни в одной крупной стране Европы нет менее стабильной земли, чем в Великороссии», – писал Хахтхаузен.

Именно на этом фоне мы должны рассматривать две великие аграрные перемены, которые произошли в России во второй половине XIX и в начале XX века: освобождение крестьян в 1861 году и Столыпинскую реформу (1908 года). В обоих случаях сопротивление было велико; однако новые законы были введены членами того же правящего класса, в состав которого входили русские землевладельцы.

Пограничные случаи регулируемого и частного землевладения

Отсутствие в деревне хозяев земли бросается в глаза сразу, быстрее, чем качество конкретного участка земли. Сколько земельных «грантов» в Египте фараонов и буддистской Индии было выдано тем, кто хотел их получить? А сколько – тем, кто хотел сделать их своими владениями? Источники нам об этом не сообщают. Но даже если эти источники упоминают о праве на владение, трудно сказать, насколько обеспеченным было это право. Сегре, сравнив развитие собственности в странах восточного абсолютизма и в классической Греции, сделал вывод, что «частная собственность, приближающаяся, в определенном смысле, к классическому владению, не может существовать, пока у царя остается возможность ликвидации прав на землю или на свободы, а также права на их изменение, когда ему этого захочется» (Сегре А. Эссе о природе реальной собственности в классическом мире).

Собственность браминов, как верили люди, не могла подвергаться конфискации. Но это не помешало правителям Хинду захватить собственность браминов в ответ на их «измену», которую без труда «разглядели» царские юристы, когда ему это потребовалось. В Египте фараонов частная собственность, хотя и более обширная, чем в индуистской Индии, была не менее уязвимой. «Это было не чем иным, как эксклюзивной передачей царских прерогатив, которая в принципе могла быть отменена в любое время и которая, с приходом новой династии, нередко отменялась. В таких случаях очень трудно провести границу между временным владением и собственностью».

Другую проблему порождает тот факт, что в определенных гидравлических обществах право на отчуждение частной собственности было распространено не равномерно. Благородные владельцы могли свободно покупать землю у других ее владельцев, в то время как крестьяне, жившие в регулируемой сельской общине, были лишены этого права. В гидравлическом обществе такие смешанные образцы создавали большую проблему для классификации только в том случае, если, как в поздней Византии и в России после 1762 года, земля, находившаяся во владении помещиков, составляла большую часть (и даже более половины) всех обрабатываемых земель. В этом случае можно говорить о зарождающемся образце сложной гидравлической собственности и общества.

Размер частных землевладений в различных подтипах гидравлического общества