Вот так мы теперь живем

Просветлеть лучами и в новом золоте
Запылать на челе заревых небес.

Пусть этот молодой человек оказался вероломным, и, может быть, два или три до него тоже, дорога к успеху еще открыта. Uno avulso non deficit alter[18]. Однако, если кого-нибудь поколотят палкой или отстегают кнутом, дело получит ненужную огласку, и найти жениху замену будет гораздо труднее. Брат осознает свой долг и готовится мстить. Пострадавшая, вероятно, хочет, чтобы ей позволили вести ее маленькие войны в одиночку.

«Тогда, клянусь небом, он ответит передо мной», – величаво произнес сэр Феликс, услышав от сестры о ее помолвке с человеком, который (как он думал) помолвлен с другой. Это, безусловно, было очень дурное обращение, дающее повод по меньшей мере для угроз. Не требовалось денег или немедленных действий – сэр Феликс мог показать себя образцовым джентльменом и неумолимым братом без всяких для себя издержек. Однако Гетта, которой следовало бы лучше знать своего брата, ему поверила, что было очень неумно. Через день ответа от Роджера еще не было, да и не могло быть, но Гетта изводилась тревогой и помнила угрозу брата. Феликс о ней совершенно позабыл, да и вообще не думал обо всей истории.

– Феликс, не говори об этом с мистером Монтегю!

– О чем не говорить? А, об этой женщине, миссис Хартл? Непременно поговорю. Мужчину, который так поступает, надо поколотить, и, клянусь небом, если он так поступил с тобой, я его поколочу.

– Я хочу тебе сказать, Феликс, если это так, я с ним больше не увижусь.

– Если это так! Я тебе сказал, что знаю.

– Маменька написала Роджеру. По крайней мере, я уверена, что написала.

– Для чего она ему написала? При чем тут Роджер Карбери?

– Ты сам сказал, что он знает! Если он скажет, что это правда, то есть что мистер Монтегю и впрямь собирается жениться на той женщине, я никогда его больше не увижу. Пожалуйста, не ходи к нему. Если такое несчастье случилось, лучше стерпеть его молча. Что тут можно исправить?

– Предоставь это мне, – сказал сэр Феликс и с видом праведного братского негодования вышел из комнаты.

Он тут же приказал отвезти себя на квартиру Пола Монтегю. Если бы Гетта благоразумно промолчала, он бы не вспомнил о долге. Сэр Феликс, разумеется, знал, что дуэли остались в прошлом и даже палки и кулаки вышли из моды.

– Монтегю, – сказал он, собирая последние остатки достоинства, заметно пострадавшего от недавних событий, – полагаю, я прав, когда говорю, что вы помолвлены с американской дамой, миссис Хартл.

– В таком случае позвольте сказать, что вы никогда в жизни так не ошибались. Какое вам дело до миссис Хартл?

– Когда человек делает предложение моей сестре, полагаю, это очень даже мое дело, – возмутился сэр Феликс.

– Что ж… да, признаю, вы полностью в своем праве. Если я ответил грубо, то приношу извинения. Теперь о фактах. Я не женюсь на миссис Хартл. Я догадываюсь, откуда вы знаете ее имя, но, раз вы его слышали, я без колебаний вам это говорю. Поскольку вы знаете, где она живет, можете пойти и сами ее спросить, если вам угодно. С другой стороны, я ничего так не хочу, как жениться на вашей сестре. Надеюсь, я полностью ответил на ваш вопрос.

– Вы были помолвлены с миссис Хартл?

– Мой дорогой Карбери, я не считаю, что должен рассказывать вам мое прошлое во всех подробностях. И я точно не стану отвечать на вопросы, заданные во враждебном тоне. То, что вы, вероятно, слышали о миссис Хартл, оправдывает ваше желание как брата спросить, есть ли у меня по отношению к ней какие-либо обязательства. Я говорю вам, что нет. Если у вас остались какие-либо сомнения, обратитесь к самой даме. Помимо этого, я ничего говорить не обязан и не буду, по крайней мере в настоящий момент.

Сэр Феликс по-прежнему хорохорился, разыгрывая негодующего брата, но никаких шагов к тому, чтобы покарать обидчика, не предпринял.

– Конечно, Карбери, – продолжал Монтегю, – я хочу смотреть на вас как на брата, и если груб с вами, то лишь в ответ на вашу грубость.

Сэр Феликс был теперь – впервые с начала своих злоключений – в той части города, где привык проводить время, и, собравшись с духом, направился в «Медвежий садок». Он рассчитывал выпить хересу, перекинуться словом с одним-двумя посетителями, которых застанет в этот час, и так постепенно вернуться к старым привычкам. Однако клуб оказался заперт. «Что это с Фосснером?» – пробормотал сэр Феликс, вытаскивая часы. Было почти пять. Он позвонил в колокольчик и постучал в дверь, чувствуя, что это случай проявить смелость. Спустя довольно долгое время вышел один из слуг в том, что можно назвать партикулярным платьем, отодвинул засовы и сообщил ошеломляющую новость: клуб закрылся!

– Ты хочешь сказать, я не могу войти? – спросил сэр Феликс.

Именно это слуга и хотел сказать, поэтому приоткрыл дверь меньше чем на фут и остался стоять в проходе. Герр Фосснер уехал. Было собрание комитета, и клуб закрылся. Если слуга и располагал еще какими-либо сведениями, он не пожелал делиться ими с сэром Феликсом.