Вот так мы теперь живем

– Ах, Руби, Руби, – самым строгим и убедительным тоном ответила миссис Питкин. – Надеюсь, ты узнаешь, что любящее сердце лучше бойкого языка. Особенно когда не надо думать о куске хлеба.

На следующий день в Бенгее весело звонили церковные колокола и половина жителей пришла смотреть, как женится Джон Крамб. Он сам съездил на ферму за невестой и миссис Питкин, выразив мнение, что никакой наемный возница не довезет их так же безопасно, как он сам. В том, чтобы исполнить такую службу перед собственной свадьбой, Джон ничего унизительного не видел. Он улыбался и кивал каждому встречному и поперечному, а при виде близких знакомых указывал кнутом на Руби, словно говоря: «Видишь, я ее все-таки заполучил!» Бедняжка Руби, очень страдавшая от такого обхождения, выпрыгнула бы из коляски, если бы могла, но теперь от Джона Крамба было не вырваться.

– Чего тебе не так? – спросила миссис Питкин, когда они в гостинице поправляли шляпки перед тем, как идти в церковь. – Ох и злишь же ты меня! Так и хочется отвесить тебе оплеуху. Разве он тебя не любит? Разве у него не собственный дом? Разве он живет не в достатке? Манеры! Какие манеры? Ничего не вижу дурного в его манерах. Он честно говорит, что думает, и это я называю лучшими манерами.

К тому времени, как они вошли в церковь, Руби настолько присмирела от всего происходящего, что даже не заметила Джо Миксета, который стоял, ничуть не таясь, с роскошной бутоньеркой в петлице. В данном случае у нее не было причин жаловаться на немногословие жениха. Сама она еле находила силы отвечать так, чтобы священник узнал знакомые слова, зато Джона Крамба слышали по всей церкви. «Я, Джон… беру тебя, Руби… в законные жены… чтобы всегда быть вместе… в радости и в горе… в бедности и богатстве» и так до конца. Слова о «земных благах», которые он вверяет Руби, Джон произнес с особым выражением. С того дня, как назначили дату свадьбы, он все свободное время зубрил эти слова и теперь едва давал священнику произнести их вперед себя. Ему чрезвычайно нравилась церемония, и он охотно венчался бы снова и снова, каждый божий день, будь такое возможно.

Затем все отправились завтракать. Джон поднялся по широким ступеням бенгейской гостиницы между миссис Хартл и миссис Питкин – их обеих он держал под руку. Ему сказали, что надо вести под руку жену, но Джон ответил, что ее он теперь будет видеть часто, а вот случай проявить вежливость к миссис Хартл и миссис Питкин, может, больше не выдастся. Так что бедняжку Руби вел за стол тот самый Джо Миксет, которого она не желала видеть на свадьбе. Думаю, Руби забыла свое распоряжение насчет пекаря. Тогда она чувствовала себя гордой и смелой, теперь, напуганная и присмиревшая, была рада хоть кому-то, кто умеет себя вести.

– Миссис Крамб, я от всей души желаю вам долгого здоровья и счастья, – шепнул Джо Миксет.

– Большое спасибо вам за добрые слова, мистер Миксет.

– Он хороший муж, правда.

– Да, конечно.

– Вы уж его любите, и утешайте, и хвалите, и умереть мне, если он не будет слушаться вас почти во всем – чисто младенец.

– Мужчина не должен быть чисто младенец, мистер Миксет.

– И он не будет много пить, а будет много работать и ради своей семьи на все пойдет.

Руби ничего не ответила и вскоре оказалась за столом рядом с мужем. Ее, безусловно, удивляло, что столько людей так уважительно относятся к Джону Крамбу, совершенно не обращая внимания на въевшуюся в его кожу муку.

После завтрака, или «легкого обеда», как сказал бы Джон Крамб, мистер Миксет, разумеется, произнес речь.

– Ваш покорный слуга имеет удовольствие знать мистера Крамба много лет и честь быть знакомым с мисс Руби Рагглз – прошу у всех прощения, надо было сказать миссис Джон Крамб – с ее детства.

– Теперь его не остановишь, – шепнула Руби сидящей рядом миссис Хартл.

– И ваш покорный слуга никогда еще не видел людей, которые бы в большей мере могли составить счастье друг друга в силу даров, отпущенных им природой. Насколько мне известно, Марс и Венера всегда жили в ладу, и, надеюсь, почтенное общество меня извинит, если я сравню счастливую молодую чету с языческим богом и богиней. Ибо мисс Руби… миссис Крамб, следовало мне сказать… безусловно прекрасна, как Венера, а что до мистера Крамба, едва ли с ним сравнится хоть один Марс. Я не помню сейчас, было ли у Марса и Венеры потомство, но я надеюсь, скоро в Бенгее молодых Крамбов будет что песка морского. «О, благо тому, кто наполнит ими колчан!» И той, добавлю я, если вы позволите мне так сказать, миссис Крамб.

Речь, из которой тут приведен лишь небольшой пример, очень понравилась всем собравшимся дамам и господам, за исключением бедняжки Руби, которая убежала бы и заперлась в какой-нибудь комнате, если бы не уверенность, что ее притащат обратно.

Затем Джон увез новобрачную в Лоустофт и на следующий день доставил в великолепие собственного дома. Его медовый месяц был кратким, но на Руби подействовал благотворно. Оставшись наедине с ним, зная, что он теперь ее муж, и думая о том, сколько он сделал, чтобы ее завоевать, она и впрямь научилась его уважать.