Вот так мы теперь живем

– И как дочь опирается на отца, так я прошу вас опираться на меня. Вы скоро обнаружите, что я очень стар. Я быстро старюсь и уже чувствую, что мои молодость и глупость остались далеко позади.

– Вы никогда не были глупым.

– Порой мне кажется, что я и молодым никогда не был. Однако вы должны пообещать мне вот что. Вы сделаете все, чтобы убедить его поселиться в Карбери.

– Роджер, у нас пока еще нет совершенно никаких планов.

– Тогда вам, безусловно, будет легче принять мой план. Вы же, разумеется, поженитесь в Карбери?

– А что скажет маменька?

– Она приедет сюда, и, я уверен, ей понравится. Это я считаю решенным. Затем пусть Карбери станет вашим домом – чтобы вы научились любить его и о нем заботиться. Когда-нибудь он будет вашим домом по-настоящему. Когда меня не станет, вам придется быть сквайром Карбери, покуда ваш сын не подрастет настолько, чтобы принять эту высокую обязанность на себя.

При всей своей любви и доброжелательности к ним обоим Роджер не нашел сил сказать, что сквайром Карбери будет Пол Монтегю.

– Ах, Роджер, пожалуйста, не говорите так.

– Но это необходимо, дорогая. Я хочу рассказать вам, чего я желаю, и, если возможно, узнать ваши желания. Мои мысли касательно будущего вполне определились. Конечно, я не хочу вам диктовать, а если бы хотел, я не могу диктовать мистеру Монтегю.

– Пожалуйста… пожалуйста, не называйте его мистером Монтегю.

– Хорошо, не буду. Значит, Полу. Вот с моим гневом и покончено совсем. – Он вскинул руки, словно развеивая свое негодование по воздуху. – Я не буду диктовать ни вам, ни ему, но вы должны знать, что отныне я лишь управляю имением для тех, кто меня сменит. И эти труды принесут мне несравненно большую радость, ежели те, ради кого они совершаются, научатся разделять мой к ним интерес. Это – единственное, чем вы и он можете меня вознаградить.

– Роджер, но как же Феликс!

Он немного нахмурился.

– Сестре, – торжественно произнес он, – я не скажу против брата и слова, но это вопрос, который я имею право решать по собственному усмотрению. Я много о нем думал, и думал мучительно. У меня есть свои взгляды, довольно старомодные, которые я сейчас не стану вам излагать. Если мы, как я надеюсь, будем много времени проводить вместе, вы когда-нибудь их поймете. Фамильной собственностью, даже такой маленькой, как моя, нельзя распоряжаться по собственному капризу или даже следуя своим предпочтениям. У ее владельца есть долг перед теми, кто живет на его земле, и долг перед страной. И хотя это может показаться фантазией, я считаю, что у него есть долг перед предшественниками, которые хотели, чтобы имение оставалось у их потомков. Все это для меня священно. То, что я делаю сейчас, в некотором смысле отход от моей жизненной теории, но я поступаю так в убеждении, что это наилучший способ исполнить мой долг. Не думаю, Гетта, чтобы нам стоило дальше об этом говорить.

Тон его был настолько серьезен, что Гетта, хоть и не вполне поняла услышанное, не посмела больше возражать. Роджер не потребовал от нее никаких обещаний, только поцеловал ее по-отечески, сел на лошадь и уехал домой.

Вскоре после этого в Карбери приехал Пол Монтегю, и те же слова были повторены ему, хотя куда менее торжественно. Роджер принял Пола совершенно по-старому. Роджер сказал, что отказывается от своего гнева, что Пол будет снова Полом, и держал обещание, как бы это ни было ему мучительно. О своей любви к Гетте, о былых надежах, о разочаровании, чуть его не сломившем, он не сказал счастливому сопернику и слова. Монтегю все это знал, однако нужды поминать прошлое не было. Роджер твердо дал себе слово никогда больше не говорить Полу о Гетте как о девушке, которую он когда-то любил, хотя и мечтал о времени, возможно далеком, когда, быть может, напомнит ей о своей верности. Он подробно говорил о земле, об арендаторах и работниках, о своей ферме, о размере доходов и необходимости жить так, чтобы доходы всегда с избытком покрывали домашние нужды.

Когда пришла весна, епископ обвенчал Гетту и Пола в приходской церкви Карбери. Роджер Карбери был посаженым отцом, и все, кто присутствовал на церемонии, говорили, что давно не видели сквайра таким веселым. Джон Крамб (он теперь тоже был арендатором Роджера и жил на земле, освободившейся после смерти старого Дэниела Рагглза) пришел с женой и объявил, что свадьба почти что не хуже его собственной.

– Джон, ну ты и дурак! – сказала ему Руби, когда он выразил это мнение довольно громко.

– Дурак-то я дурак, – ответил Джон, – но не такой, чтобы тебя упустить.

– Нет, Джон, тогда дурочкой была я, – сказала Руби.

– Это мы увидим, когда родится малыш, – ответил Джон, тоже громко.

Тогда Руби прикусила язык.

Миссис Брон и мистер Брон тоже приехали в Карбери, оказав тем большую честь мистеру и миссис Монтегю и продемонстрировав своим присутствием, что все семейные распри остались в прошлом. Сэра Феликса на свадьбе не было. Мистер Септимус Блейк до сих пор благополучно удерживал баронета в числе протестантских обитателей немецкого города – надо полагать, не без значительных для себя хлопот.

Примечания