Возможности любовного романа

Если вы и вправду были внимательны, то заметили, что в этом списке два француза, американец, американка, ирландец и португалец, одна монахиня и одна певица. А теперь пару слов о каждом. Фуко был лысый, ВИЧ-инфицированный и ездил на «ягуаре». Сьюзен Зонтаг была интеллектуалка до мозга костей и при этом симпатичная баба. Пи Джей Харви спала с Ником Кейвом — только себе представьте. Пасынок поэта Роберта Блая трагически погиб под колесами поезда. Йейтс добивался руки одной женщины и, когда та отказала, влюбился в ее дочь, получил Нобелевку и стал сенатором. Хильдегарда жила в двенадцатом веке и изобрела супертайный язык, которым пользовались между собой только монахини. Барт был гей — как и Фуко, кстати говоря, — но больше всего любил свою мать. У Пессоа было штук семьдесят пять псевдонимов, он зарабатывал на жизнь астрологией и якобы даже предсказал собственную смерть. Ну, это так, на заметку.

я еще несколько раз на них оглянулся

Это было всего лишь мимолетное мгновенье. Они выбежали с боковой тропинки — мальчишка и девчонка, оба в спортивной одежде, с громоздкими телефонами, пристегнутыми к худеньким рукам, — и девочка без сил опустилась на землю. Она лежала там, посреди дороги, согретой солнцем, на которой с минуты на минуту могла появиться машина; лежала под лазурным небом, раскинув руки, и ее грудь вздымалась часто-часто. Им было лет по тринадцать-четырнадцать, оба еще дети; он вьетнамец, она чешка, наверное, одноклассники из гимназии, сбежавшие на свидание, если это уже можно так называть. Я улыбнулся ему (мы с Ниной тоже так бегали когда-то), а потом мы оба огляделись по сторонам, проверяя, не едет ли машина, проверяя, не угрожает ли опасность девичьей усталой отрешенности. Мы с Ниной тоже так бегали когда-то: добравшись до финиша, я каждый раз хотел сжать ее в своих объятиях и ощутить собственной кожей жар ее тела, но Нине это не нравилось, даже претило — ей нужно было отдышаться, принять душ, и только потом она приходила ко мне, как кошка с вылизанной шерстью. Это было всего лишь мимолетное мгновенье, но я еще несколько раз на них оглянулся: они смотрели друг на друга со счастливой улыбкой, которая знакома только бегунам, достигшим финиша, и тем, у кого еще все впереди.

кафе-бар «Афера»

Была пятница, пятое июня 2015 года, первая половина дня. У меня зазвонил телефон, и, взяв трубку, я услышал: «Это Милан Кундера».

Звонок застал меня в двухуровневой квартире, расположенной где-то на границе двух пражских районов, Винограды и Вршовице, и тоже служившей Нине временным убежищем, как и то гнездо, где я нашел ее в начале года. Квартира была без ремонта, но светлая, просторная и в хорошем месте. Правда, столь же необустроенная: Нина обзавелась только напольной вешалкой и креслом, а наверху в одной из ниш лежал тот самый матрас с разостланной постелью, из которой мы только что выбрались, и вокруг него валялись книги и свечи. Посреди комнаты распластался серый коврик для йоги, на котором моя любимая как раз занималась растяжкой.

Вскоре после выходных, проведенных в южночешской вилле, мы с Ниной снова сошлись. Один день в месяц перерос в выходной, выходной — в неделю, а потом продолжать игру действительно потеряло всякий смысл. Мы скомкали глупый договор о порядке общения между влюбленными и как ни в чем не бывало вернулись друг к другу. Похоже, что дом нашей любви никто не успел разграбить, ветер не хлопал там ставнями, а в рамах все стекла были целы. Мы отперли дверь и зашли внутрь, словно вернувшись из несколько затянувшегося отпуска, который мы провели отдельно друг от друга. В кухне обнаружился пустой холодильник, в ванной — две чешуйницы, но достаточно было распахнуть окна в сад и включить музыку, чтобы все стало как прежде.

Или почти как прежде. Когда сохраняешь старый файл в новой версии программы, в диалоговом окне высвечивается уведомление, что произойдет «незначительная потеря точности». Вам ничего не остается, кроме как принять это к сведению. Мы переключились на новые, слегка актуализированные версии самих себя и признали эту потерю — не столько точности, сколько невинности: теперь мы по крайней мере понимали, что способны друг с другом расстаться.