Возраст согласия

Залезаю в ванну. Кажется, что вместо ржавых потеков там, где сколупнулась тонкая эмаль, – потеки крови. Она течет, как текла кровь с потолка в моем любимом фильме «Сердце ангела». Я помню, как впервые посмотрела его года два назад. Зима была такая холодная, что все окно в комнате было залито тонкой узорной пленкой льда. Я разводила в стаканчике с водой алую гуашь, набирала ее на широкую кисточку и прижимала ко льду, пока весь он не был испещрен красными линиями…

Вода барабанит по моей спине и утекает в сливное отверстие. Я сижу, обнимая себя за колени.

Дельфинчики высовывают окровавленные морды и тычут ими в соленое лицо.

Вожу пальцами по запотевшим желтым плиткам, украшенным венками. В двух местах они никогда не сойдутся в узор. Перепутали плитки местами.

Когда я выхожу из ванной, вздыхаю с облегчением – мама лежит в спасительной отключке, значит, она не увидит мое красное опухшее лицо и ничего объяснять не надо. И себе объяснять пока ничего не надо. Я просто буду долго сидеть, уткнув опухшее лицо в плюшевый ковер на стене, и слушать, как рядом мама стонет в персональном аду.

За окном пушистые фонари вспыхивают в сиреневое небо, перетянутое черными линиями.

Nokia пикает и светится желтым: «Я люблю тебя, милая».

Долго держу в руках синий кирпичик, машинально нажимая на центральную клавишу, чтобы оживить экран, а потом печатаю: «Тоже тебя люблю».

Глава 10. Отец

Одна из моих жизней проходит в поскрипывающих троллейбусах со спертым воздухом, вспоротым дерматином сидений, неизменной утренней давкой. Каждый раз ты тепло окутан там миазмами полусонной толпы, словно младенец в материнской утробе. Едешь, скованный по рукам-ногам, и мечтаешь скорее на свежий воздух, но вместе с тем – нет.

Юра загружен работой. Я притворилась больной. Мы не видимся целую неделю. После аборта мне нужно время. Наверное, и он это чувствует. Теперь у него есть время изобразить примерного мужа перед женой.

Пять дней в неделю я езжу на учебу в оптико-механический лицей, что одной ногой застрял в сознании ПТУ, а другой – активно стремится к техникуму. Мне подошло – вступительных экзаменов не было, берем всех: неучей, и витающих в облаках девочек, читающих Ницше, и простых парней из рабочего класса.

Наша группа – разношерстный террариум из самых разных девчонок.

Сластолюбивая Регина старше всех нас года на три, живет с парнем и щедро делится подробностями своей интимной жизни. Да и чужой тоже. Однажды я стояла под козырьком остановки, прячась от ледяного дождя и выглядывала: идет ли троллейбус? Регина появилась внезапно передо мной, с ее челки стекали крупные капли и падали на узкие щеки. Заговорщическим тоном она вдруг поведала, что ее подруга – наша одногруппница – иногда смотрит на какого-нибудь незнакомого парня и говорит ей: «Вот бы он мне вставил сейчас поглубже!»

Олеся с красивыми зелеными глазами призналась однажды, что вечером в пустой маршрутке ее напугал уродливый парень с огромными прыщами. Он пообещал, что обкончает ей все лицо. И она до сих пор его боится.

Умная и прилежная Саша с двумя косичками и черными глазами-вишнями не добрала одного балла на экзаменах в техникуме, но семья бедная, заплатить не смогли. Мне жаль ее, она хорошая девочка. Глядя на нее, я часто вспоминала, как моя тупая Наташка, которая пропивала деньги вместе со мной – родители давали их на подготовительные курсы, – которая не знала ни бе ни ме, поступила в институт на врача. Усердными стараниями папы-водолаза и мамы-повара, которые не один год любовно собирали средства, дабы вывести в люди дочь, непутевую, развратную, ограниченную, но вполне невинную с виду. Чтобы можно было потом на каком-нибудь засаленном семейном застолье, хлопнув водки и закусив жирным кусманом мяса, сказать: «А Наташка-то наша – врач!» И гаденько прослезиться при этом.

Впрочем, после первого курса дщерь взмолилась об отчислении, ибо познать не только латынь, но и даже русскоязычный перевод фразы «что позволено Юпитеру, то не позволено быку» для нее было все равно что долететь до Луны и обратно на глазах у изумленной публики.

Через много лет я встретила ее, опять-таки в троллейбусе, – Фатум смеялся украдкой из-за занавеса. Она была все такая же, прошедшие годы, казалось, ни одним пальцем не тронули это простое баранье лицо: верно, постеснялись или побрезговали внести свои изменения. Она смотрела на меня голубыми глазами навыкате, так, словно мы все еще в девятом классе, идем на дело. Но теперь она выучилась на юриста, а я ни на кого. Я все просрала. Одних спасли, других покарали. Наташка-юрист. Она верила, что я все еще с Юрой. Прощаю ему все на свете… Я еле сдерживала смех.

Бус везет троллей на работу, на учебу, в рай везет или в ад, скользя длинными рогами по проводам, качаясь на волнах асфальта и ревя раненым зверем.