Возраст согласия

Часто у меня бывают такие дни, когда идешь по улице, а солнце кладет теплые руки на запыленные желтые плиты домов и льется вдаль, пахнет тополями, бензином и чьими-то духами. И в сердце что-то тянет сладко, томительно, будто вот-вот ты откроешь что-то новое, неизведанное, но вместе с тем очень знакомое. И кажется, что твоей кожи не хватает, чтобы вместить все, что у тебя внутри. Тогда ты разделяешься: одна идет и рассматривает солнечные блики в витринах и отраженное в них небо, порезанное проводами, другая глядит себе под ноги: вдруг нет-нет да и мелькнет какое сокровище посреди пивных крышек с заостренными краями? В детстве собирали их, и один раз попалась необычная – с красным быком в воинственной позе, я долго хранила ее в большой жестяной коробке из-под чупа-чупсов, которую мама принесла с работы. Третья разглядывает людей вокруг, их лица, серьезные и не очень, красивые, смирные, загадочные.

Все чувства обострены и жаждут соприкоснуться, но с кем или с чем?

Я живу надеждой, что случайно вдруг найду на этих улицах кого-то, и этот кто-то посмотрит на меня и все поймет. С этим кем-то можно будет молчать, как в арт-хаусном кино, и задумчиво глядеть вдаль. С этим кем-то можно будет гулять под свежим фиолетово-вечерним небом, и этот кто-то поймет, что внутри могут жить океаны и эти океаны не только глубоки, но и бездонны, как небо.

Однажды я услышу от Юры откровение: «Знаешь, далеко не все женщины так любят это дело. Ты одна из немногих. Такая горячая. Жена у меня за две минуты кончает, я даже прошу ее подождать меня». Открытие почище, чем знание о трении покоя. Хотелось бы и мне так быстро кончать, но иногда я и вовсе не дохожу до финала с ним.

До меня ему никогда не делали минет. Я лишила его невинности в этом вопросе. Не скрою, было приятно. Один раз в машине я расстегиваю ему штаны и беру в рот. Над нами проплывают автобусы и большие машины. Кто-то что-то видит? Мне все равно. Юра стонет, костяшки его пальцев белеют – так он вцепляется в руль.

В другой день я еду в троллейбусе. Пошатываюсь на задней площадке синего монстра, вглядываясь изо всех сил в книгу Мураками «Дэнс Дэнс Дэнс». Я бы хотела раствориться в чарующей реальности этой книги, она лечит все мои раны. Отрываю глаза от текста и смотрю вокруг. Солнце светит сквозь темные стволы деревьев – мы проезжаем небольшой парк, салон полупустой, сердце щемит от одиночества. Мне нужно как-то прожить до его звонка.

Троллейбус едет долго, и я успеваю о многом подумать. Многое вспомнить.

Однажды я дала тете Инне его фотографию – маленькую фотку на документы. На ней ему лет тридцать, не больше. Она посмеивается:

– Какой забавный, похож на печального оленя.

Я улыбаюсь:

– И правда.

Она считает, что наша странная связь протянулась сквозь время, мы знакомы с ним с прошлой жизни и поэтому в этой снова сошлись. Я верю ей, матерой буддистке со стажем. И думаю: ну что я о нем знаю?

Будучи взрослым, один раз описался во сне. От груди до пупка у него широкий глянцевитый шрам – попал в переделку, шесть часов врачи копались в кишках – спасли. Приехал из городка, где горы достают до неба. В машине валяется пыльная кассета Deep Purple. Говорит, что любит эту группу, но мы ее никогда не слушаем. Бросил курить несколько лет назад. Очень любит секс и готов заниматься им каждый день. Любит хорошее кино. Водку. Голые ноги.

Не так много.

Между наших ног горит пламя, нам нужно быть вместе, чтобы потушить его. Нам нужно быть вместе, чтобы залить в глотки огненной воды и упасть в объятия горячих поцелуев. «Я люблю тебя», – говорит он. Поэтому надо спрятать меня от мира. Поэтому наш ребенок не должен быть рожден. Странная логика.

Я достаю «Время убийц» Генри Миллера. Артюр Рембо умирает в раскаленных песках Африки. «Флаг цвета кровавого мяса и арктические цветы». Маленький гений. Смотрю в желтоватое окно старого троллейбуса и представляю, как из асфальта выпрыгивают огромные акулы.

Однажды он признался: проснулся ночью и увидел, что жена лежит рядом совсем неподвижно. Не было слышно привычного дыхания, не вздымалась грудь. На мгновение ему показалось, что она умерла. И первая мысль, которая пришла в голову, – это решит все проблемы.

Когда я пересказала эту историю Наташке, она только засмеялась: «Ну и что, она, значит, умрет, а он тебя в рыцари тогда посвятит, что ли» Такая идиотская ассоциация могла прийти в голову только моей подружке, вместе с родителями пересмотревшей фильмов о рыцарях. Мне лично нравятся только рыцари, которые говорят: «Ни!» Как ни пыталась мама привить мне любовь к приключенческим и историческим романам, все было напрасно. Вместо «Короля Артура» и «Трех мушкетеров» я таскала из детской библиотеки Стивена Кинга, Курта Воннегута и Энтони Берджесса. Не знаю, что забыли там все эти товарищи. Возможно, «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» и «Заводной апельсин» казались кому-то вполне себе подходящей книгой для двенадцатилеток. Я была согласна с этими неизвестными цензорами.