Возрождённый дракон

– Не желаю я никакого предназначения в Узоре, – проворчал Перрин. – И уж точно не смогу ему послужить, если потеряю в себе человека. Морейн, вы мне поможете? – Нелегко ему было произнести это. Что, если для этого она задействует Единую Силу? Предпочту ли я забыть, что я – человек? – Поможете мне не растерять в себе всё человеческое?

- Если я смогу удержать твой разум цельным, я это сделаю, обещаю тебе, Перрин. Но я не намерена ставить под удар борьбу с Тенью. Помни также и об этом.

Перрин повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза, но она встретила его взор не дрогнув. А если завтра ради твоей борьбы меня потребуется уложить в могилу, ты и на это тоже пойдёшь? У него мороз прошёл по коже от уверенности, что она так и поступит.

- О чём вы недоговариваете?

– Не замахивайся на слишком уж многое, Перрин, – молвила она холодно. – Не требуй у меня больше, нежели следует.

Помедлив, он задал ещё вопрос: – Можете ли вы сотворить и для меня то, что вы сделали для Лана? Можете оградить мои сны?

– У меня уже есть Страж, Перрин. – Её губы изогнулись в намёке на улыбку. – И я намерена ограничиться одним. Я из Голубой Айя, а не из Зелёной.

– Вы знаете, что я имею в виду. Я не хочу быть Стражем.

Свет, всю жизнь быть связанным с Айз Седай? Ничем не лучше волков.

– Тебе, Перрин, это не поможет. Защита действует против снов, являющихся извне. А в твоих снах опасность исходит от тебя самого. – Морейн вновь раскрыла маленькую книжицу. – Тебе надо поспать. – сказала она, завершая разговор. – Берегись своих снов, но спать тебе иногда придётся. – Она принялась перелистывать страницы, и Перрин удалился.

Вернувшись в свою комнату, он чуть-чуть ослабил хватку, которой держал себя, приоткрыв щёлочку в своих ощущениях. Волки до сих пор были там, за окраинами деревни, взяв Джарру в окружение. Перрин почти мгновенно среагировал, вернув жёсткий самоконтроль.

– Что мне нужно, так это город, – пробормотал он. Город бы их отпугнул. После того, как я найду Ранда. Когда выполню всё, что должен сделать ради него. Перрин не был уверен, что действительно сожалеет, что Морейн не смогла защитить его. Или волки, или Единая Сила – такого выбора не пожелаешь никому.

Перрин не стал разводить огонь в очаге и распахнул оба окна. Холодный ночной воздух ворвался в помещение. Сбросив одеяла и перину на пол, Перрин не раздеваясь лёг на бугристую постель, не сделав и попытки найти удобное положение. Последняя его мысль перед сном была о том, что уж если что и удержит его от глубокого сна и опасных видений, так это комковатый матрас.

Он был в длинном коридоре, чей высокий потолок и каменные стены блестели от сырости, исполосованные причудливыми тенями. Неровные полосы теней, неожиданно берущие начало и столь же резко обрывающиеся, были слишком уж черны на фоне разделяющего их света. Откуда же исходил свет, Перрин так и не смог понять.

– Нет, – сказал юноша раз, затем ещё громче: – Нет! Это сон. Я должен проснуться. Проснуться!

Коридор остался прежним.

Опасность. То была волчья мысль, слабая, доносящаяся издалека.

– Я проснусь. Проснусь! – Перрин ударил в стену кулаком, однако боль от удара не помогла одолеть сон. Кроме того, ему почудилось, будто изломанная тень на стене сдвинулась, уклоняясь от кулака.

Беги, брат. Беги.

– Прыгун? – не сдержал удивления Перрин. Он был уверен, что опознал волка, пославшего эту мысль. Прыгун, тот, что завидовал орлам. – Прыгун мёртв!

Беги!

Перрин понёсся во всю прыть, придерживая рукой топор, чтобы рукоять не била его по ноге. Он понятия не имел, куда он бежит, и зачем, но не смог не поддаться настойчивости в послании Прыгуна. Прыгун умер, думал Перрин. Он мёртв! И всё же юноша продолжал бег.

Коридор, по которому он проносился, под острыми углами пересекался с другими коридорами: из них одни уходили вверх, другие вели вниз, хотя на вид ничем не отличались от того коридора, где он был. Те же мокрые стены, нигде не пробитые дверьми, и полосы тьмы.

Выскочив к одному из поперечных коридоров, Перрин резко замер на месте. Там, неуверенно щурясь, стоял мужчина, облачённый в странного покроя кафтан и штаны. Полы кафтана будто юбка нависали над бедрами, также, как и расклешенные штанины наползали на сапоги. Всё это было ярко-жёлтого цвета, лишь сапоги чуть бледней, чем одежда.

– Я этого не перенесу, – сказал человек самому себе, а не Перрину. Он выговаривал слова быстро и резко, со странным акцентом. – Я вижу во сне не просто крестьян, но крестьян-иностранцев, судя по этой одежде. Прочь из моих снов, мужлан!

Кто вы? – спросил его Перрин. Брови у человека вздёрнулись так, будто ему нанесли оскорбление.