Дверь в комнату Лойала была открыта, пламя свечей лужицей проливалось в коридор. Две кровати внутри были сдвинуты, и Лойал с Симионом сидели на краю одной из них. Разинув рот, лишённый подбородка человек изумлённо взирал на Лойала.
— О да,
Симион вскочил на ноги, кланяясь и пятясь, пока не дошёл до дальней стенки. — Э-э ... добрая госпожа ... Гм ... мм ...— Даже тогда он продолжал дёргаться, словно марионетка на верёвочке.
— Покажи мне своего брата, — велела Морейн, и я сделаю всё, что смогу. Перрин, ты пойдёшь с нами, раз уж этот добрый человек обратился к тебе первому. — Лан приподнял бровь, и она покачала головой. — Мы можем привлечь внимание, если пойдём все сразу. Перрин сумеет обеспечить мне всю необходимую защиту.
С неохотой кивнув Морейн, Лан окинул Перрина суровым взором.
— Смотри, кузнец. Если с ней что случится... — Его холодные голубые глаза завершили обещание.
Симион подхватил одну из свечей и припустил по коридору, всё так же кланяясь, отчего тени их танцевали в свете язычка пламени.
— Сюда - э- добрая госпожа, сюда...
Дверь в конце коридора привела к наружной лестнице, спускающейся в тесный проход между гостиницей и конюшней. Ночь сжала мерцающий свет свечи до размеров булавочной головки. В усеянном звёздами небе реял полумесяц; для зрения Перрина его света вполне хватало. Перрин гадал, когда Морейн скажет Симиону не кланяться более, но она этого так и не сделала. Приподняв свои юбки, чтобы удержать их над грязью, Айз Седай скользила вперёд так, словно тёмный проход был дворцовым коридором, а она - королевой. Воздух уже остыл; ночи по-прежнему доносили отголоски зимы.
— Сюда. — Симион привёл их к небольшому сараю позади конюшни и поспешно отпер дверь. — Сюда. — указал он. — Вот здесь, добрая госпожа. Тут мой брат. Ноам.
Дальний конец сарая был отгорожен деревянными досками; сделано это было наспех, судя по грубому виду изгороди. Толстый железный замок на засове удерживал корявую дощатую дверь закрытой. За досками лежал человек, распластавшись на животе на покрывающей пол соломе. Он был бос, рубашка и штаны разорваны, словно он порвал их, не зная, как снять. Запах немытого тела был таков, что Перрин решил, его смогут почуять даже Симион и Морейн.
Подняв голову, Ноам молча и безучастно уставился на вошедших. Ничто в нём не выдавало брата Симиона - во-первых, у него имелся подбородок, а ещё он был крупным и широкоплечим, - но не это ошеломило Перрина. Ноам глядел на них блистающими золотом глазами.
— Почти что год он вёл бредовые речи, добрая госпожа, утверждал, что может ... может разговаривать с волками. И его глаза ...— Симион бросил взгляд на Перрина. — Ну и как напивался, заводил об этом речь, и все над ним смеялись. А потом, где-то с месяц тому назад, он исчез из деревни. Пошёл я выяснять, в чём дело, и нашёл его - вот таким.
Без особой охоты и соблюдая осторожность, Перрин потянулся мыслью к Ноаму, как потянулся бы к волку.
Перрин отдёрнулся, как от огня, отгородился. То были вовсе не мысли, правду говоря, лишь нагромождение страстей и образов, местами из памяти, местами желанных. Но волчьего там было больше, нежели всего прочего. Чтобы устоять, он опёрся рукой о стену - ноги сделались ватными.
Морейн положила ладонь на замок.
— У мастера Харода есть ключи, добрая госпожа, да вот не знаю, позволит ли...
Женщина потянула замок на себя, и тот открылся. Симион с отвисшей челюстью уставился на неё. Морейн вытащила замок из засова, и лишенный подбородка человек обратился к Перрину:
— Безопасно ли это, добрый господин? Он мой брат, но он укусил Матушку Рун, когда она пыталась помочь, и он ... он убил корову. Собственными зубами, — чуть слышно закончил Симион.
— Морейн, — сказал Перрин. — Этот человек опасен.
— Все люди опасны, — холодно отвечала та. — Теперь тихо.
Она открыла дверь и вошла. Перрин затаил дыхание.
С первым её шагом, Ноам оскалил зубы и принялся рычать. Этот рык усиливался, покуда не охватил всё его тело, однако Морейн не обратила на него внимания. По мере её приближения, Ноам, всё так же рыча, отползал по соломе, пока не загнал себя в угол. Или его загнала она.