Возвращение Домой. Беседы с приходящими в Церковь

И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим — это единственное моральное требование к человеческому общежитию, упомянутое в молитве Отче наш. Очевидно, что молитва Господня говорит о самых важных вещах, и как на самую важную вещь она указывает нам на братолюбие, на забвение чужих грехов и на прощение взаимных неправд, прегрешений и ошибок. Все остальное придет после. Конечно, человеку нужно быть и воздержанным, и милосердным, и так далее и так далее, но оказывается, корень исправления человеческой жизни — это как раз забвение обид и умение прощать. Наши грехи связаны теснейшим образом с умением прощать. Отношение Бога к нам ставится в зависимость от нашего отношения к тем, кто нас обидел или нам что-либо должен (не в плане только лишь денег, денег тоже, но не только). А если, скажем, обида какая-то, клевета, суета всякая, грязная пена человеческих отношений — если я не прощаю, то Бог не прощает мне. Если я простил, тогда я имею право поднять глаза к небу и с дерзновением сказать: Отче мой, прости мне все мои грехи так как я простил всем моим должникам. Тогда я буду иметь некую смелость, она называется на языке церковном дерзновением, и получу прощение своих грехов, получу несомненно, потому что Бог не лжет человеку. Мера нашего отношения к нашим должникам есть мера отношения Бога к нашим личным грехам. Это, оказывается, самое главное, что нужно человеку в отношениях с другими людьми.

И не введи нас во искушение — мы уже приближаемся к концу этой святой молитвы. Искушение, если подбирать синонимы, это — испытание. (Кстати, слово искусство происходит от слова искушение, но не в том смысле, что искусство искушает человека, а в том смысле, что искусство — это плод многократно повторенных трудов. Человек, который научился делать что-либо хорошо, искусно лепить из глины или строить дома, или вырезать что-нибудь из дерева — это человек, который прошел через искус. Он испытан многократным повторением одного и того же.) Искушение — это ввержение человека в печь различных испытаний. И в словах не введи нас во искушение мы слышим смиренный голос человека. Человек не должен искать себе сложностей, не должен искать проблем, не должен напрашиваться на искушения, а должен смиренно молиться Богу, чтобы Бог не поставил его в такую ситуацию, в которой бы человек вдруг оказался слаб, ничтожен, безволен, опустошен и, так сказать, подчинен внешним обстоятельствам. Нам не нужно гордиться. Когда мы молимся о том, чтобы Бог нас пожалел, потерпел, поберег, сохранил — это голос смирения.

Заканчивается молитва упоминанием о лукавом, поскольку он есть начальник всех неприятностей человеческой жизни, он — обманщик, он нас обманул, он свой яд влил в наши уши через Еву, этот яд живет в нашей крови, продолжает отравлять нашу жизнь. И зная об этом, зная тайну нашей жизни, что за всеми грехами стоит он, князь тьмы, который собирает проценты с наших беззаконий, мы просим, чтобы Господь Бог нас от него избавил: Но избави нас от лукавого. После упоминания последнего персонажа, заканчиваем: Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. Это значит: Ты силен сделать это. Ты славен, Ты силен и Ты — Царь. Ты можешь это, все это в Твоей власти.

Глубокое последовательное размышление над смыслом этой молитвы может заменить ею все остальные молитвословия. Я не хочу делать никаких революций в Церкви, отменяя утреннее и вечернее правило, но хочу подчеркнуть, что уже одна эта молитва способна дать человеческому сердцу и уму обильнейшую пищу для того, чтобы он общался с Богом и не чувствовал себя пустым и одиноким.

О таинствах

Вот уже несколько столетий подряд православие Катехизисы, как и католические, говорят о семи таинствах, в число которых входит: Крещение, Миропомазание, Исповедь, Причащение, Венчание, Соборование и Священство. Этот седьмочисленный перечень — плод схоластической (схоластика — школьная система Западного богословия, сформировавшаяся в Средние века) схематизации. В древности Церковь признавала Таинствами также монашество, освящение храма, погребение. К числу Таинств в разное время могли относиться многие обряды и чинопоследования, благодатно влияющие на жизнь человека.

Нынешнее православное богословие в ответ на невысказанные запросы времени возвращается к святоотеческому пониманию Таинств. Все чаще раздаются голоса богословов, высказывающихся за неполноту седьмочисленной классификации.

Следует и почувствовать, понять, и признать, что у Церкви нет бесплодных, безжизненных, безблагодатных обрядов и служб. Все в ней, Церкви, — и водосвятие, и колокольный звон, и крестные ходы, и священническое благословение, и крестное знамение, — облагораживает, освящает человека Христовой благодатью.

Кроме того, Церковь — это тоже Таинство, ибо вся жизнь ее — это жизнь богочеловеческого организма. Она священна и благодатна, а значит, таинственна. Любовь к церковным службам и таинствам, понимание их сути для живого участия в них — это то, чего не хватает сегодня многим христианам.

Крещение