Возвращение в Михайловское

– Пел, – кивнул игумен. – «О Лазаре, человеке божьем»!

– Ах, про Лазаря!..

– Да не беспокойтесь! Он смирно живет. Тихо. Как красна девка живет!..

Бедный агент опять заколесил по округе в поисках желанной пищи духовной…

– Нет. Живет очень смирно. Бывает только в Тригорском. У Осиповых… там барышни.

– Ну, барышни! Что с него возьмешь? Все еще – молодой человек!.. – и, расстроенный неудачей и уже собираясь уезжать, опять заглянул в монастырь. К игумену. Тот предложил своей наливки. Бошняк отказался… И уже совсем безнадежно:

– Так… таки ничего вы не можете мне сказать?

Игумен помедлил. Глаза у старика слезились – от свечки, должно быть.

– Ах, Александр Карлович, Александр Карлович! Вы сказали, вы – ботаник?..

– Да, отец Иона! Поразительная область знания, скажу я вам! Ведь каждый цветок… травка всякая… свою волю имеет. Свой норов, свой пыл, если хотите! Мать-природа, мать-природа!

– Не говорите, – подхватил игумен. – Книга Божья, ниспосланная нам. Книга Божья! Только мы читаем плохо! – потом улыбнулся и добавил: – И охота вам путаться в это? – ежли вы такое способны постичь? – И зачем вам охотиться на него?..

Предложил вновь наливочки, но Бошняк откланялся. Пора было уезжать. И сколько ж можно было держать при себе фельдъегеря из Петербурга? С открытым листом об аресте? Блинков, верно, дохнет с тоски в гостинице.

– И зачем это графу нужно? А если нужно – пусть сам и ищет!.. (Граф был Витт.)

Слава Богу, Бошняк был исследователь по природе. Он мог только узнавать факты. Придумывать он не мог. И не хотел, слава Богу! С тем и уехал.

Александр в это время додумывал свое о будущем Ленского. Которое могло быть. Он как бы успокаивал читателя:

…А может быть, и то – поэта
Обыкновенный ждал удел!
Прошли бы юношества лета,
В нем пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился.
В деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стеганый халат…
Узнал бы жизнь на самом деле…

Он успокаивал читателя. Могло быть еще хуже!..

Внутри оставался другой вариант, которого не будет в рукописях, но который уцелеет после в дружеской памяти:

Исполня жизнь свою отравой,
Не сделав многого добра,
Увы, он мог бессмертной славой
Газет наполнить нумера.
Уча людей, мороча братий,
При громе плесков иль проклятий,
Он совершить мог грозный путь,
Дабы последний раз дохнуть
В виду торжественных трофеев,
Как наш Кутузов иль Нельсон,
Иль в ссылке, как Наполеон…
Иль быть повешен, как Рылеев.

Последняя мысль не выходила у него из головы…

Если долго ждешь чего-то или опасаешься, будь уверен: все равно это будет для тебя неожиданно.

К ночи 3 сентября прибыл к Александру офицер от губернатора. Он привез письмо Адеркаса – любезное, но ничего не объясняющее. Александр перечел его несколько раз, пытаясь взять в толк. Вот, попробуй, пойми:

«Сей час получил я прямо из Москвы с нарочным фельдъегерем высочайшее разрешение по всеподданнейшему прошению вашему, с коего копию при сем прилагаю. – Я не отправляю к вам фельдъегеря, который остается здесь до прибытия вашего, прошу вас поспешить сюда и прибыть ко мне. С совершенным почтением и преданностью…» – и прочие официальные тру-ля-ля.

Копия, приложенная к письму, была еще смутней:

«Господину псковскому гражданскому губернатору.

По высочайшему государя императора повелению…. (и т. д.) чиновнику 10 класса Александру Пушкину позволить отправиться сюда при посылаемом вместе с сим нарочным фельдъегерем. Г. Пушкин может ехать в экипаже свободно, не в виде арестанта, но в сопровождении фельдъегеря; по прибытии же в Москву явиться прямо к дежурному генералу Главного штаба его величества…

Начальник Главного штаба Дибич».

Это ничего не значило. Он слышал, в Петербурге и в Москве, да и в других местах – вызывали как бы «только для прояснения некоторых обстоятельств». После это кончалось Верховным уголовным судом и 13-го июля на Кронверке.

Он сказал офицеру на всякий случай, что должен послать в Тригорское за своими пистолетами. (Пробовал почву под ногами.)

– Зачем? – удивился офицер.

– А я без пистолетов не выезжаю никуда!..

Офицер подумал немного. Указаний на сей счет не было. Он разрешил неохотно и пошел укладываться – Арина постелила ему. Не поедешь же в ночь в Псков? Александру показалось, что он выиграл первый бой, хотя и смешной. Он в самом деле послал садовника Архипа в Тригорское за пистолетами. Там переполошились, конечно, ничего не поняли, но пистолеты выдали.