Возвращение в Михайловское

– Ой! Не говорите! Я выдержала осаду Смоленска или того хуже. Говорил – это бабы Волконские меня настроили. В том числе наша милая Зинаида. Хотя… Решала все я сама. Он винил Сергея – мол, не имел права жениться, если у него за спиной было это… – она имела в виду тайное общество. И Александр удивился про себя, как легко мы привыкаем к словам и понятиям. «Это» – и сразу понятно про что.

– Но они ж не виноваты, – добавила она. – Никто не думал, что так получится! Они были наивны все. Даже Пестель, которого теперь все кругом винят, был страшно наивен.

– Если б Пестель был женат, – добавила она, помолчав. – Может, все вышло бы по-иному!

Александр улыбнулся неловко…

– Он хотел посвататься к дочке графа Витта! Вы не знали?

– Этого мерзавца?… Ну, тогда уж лучше быть повешенным!

Сказано было жестко. Откуда в ней этот тон?.. И сколько надо было пережить, чтоб обрести его?.. Впрочем… она и раньше была смела и жестка – характер матери! Выросла – и шея, как у матери. Посадка головы…

– Я тут написал стихи… другу моему Пущину, Ивану Ивановичу. Передадите?..

– Конечно. Если увижу его. Я ж не знаю, как их там разметают по Сибири!.. – она взяла сложенный вчетверо листок и положила в бисерный кошелек.

– Вы что-нибудь знаете про Сергея?

– Только, что оброс бородой. Знаю, что очень пережил смерть Пестеля и других… Особенно, Пестеля. Они были друзья. Он считает, что заслуживал той же участи. – Александр попытался переменить разговор.

– А что ваш брат?

– Про Николая я знаю, мы переписываемся. Александр? Он тоже был против моего выбора, как вы можете представить. А так… Он, как всегда, недоволен собой. Иногда я жалею его.

– Почему?

– Нельзя же в жизни никому не сочувствовать и не стоять ни на чьей стороне?.. Разочарованность перестала быть даже модой – она становится профессией!..

– Он же теперь – камергер!

– Но этого слишком мало для него. Как и всего остального.

– Я хотел передать нечто более печальное… (он хотел сказать «крамольное»). Написал на дни… вашему мужу и его товарищам. Но боялся подвести вас! – добавил он несмело. Он стоял перед ней в светском фраке и белоснежной манишке, а путь ее лежал на Нерчинские рудники. Слово «крамола» могло ранить ее…

– Как-нибудь в другой раз, с другой оказией!.. – он заглянул ей в глаза… – Дело в том, что почти одновременно с «крамольными стихами», какие он не знал, как переправить осужденным – он сочинил «Стансы» царю, которые уже стали расходиться по Москве. А вдруг она прочла?.. Он был протей – и мог иногда почти одновременно следовать за двумя противуположными мыслями. Как-то так получалось! И как это объяснить?.. Но в этих глазах он пасть боялся.

– Это только кажется, что мое положение нынче безоблачно! Оно все еще весьма шатко!..

– Не оправдывайтесь! Не надо оправдываться!

И зачем только он пустил в ход эти стихи? Мог бы и подождать, покуда она уедет!.. – Не будем скрывать, эта мысль тоже пришла ему в голову.

– Не подумайте только, что я боюсь!

– Я не думаю, – сказала она, – я не думаю.

Александр быстро заговорил о том, что, наверное, начнет писать роман в прозе – из русской истории, поедет собирать материалы на Урал – а там, перевалив через Уральский хребет, – доберется и до них.

– Не стоит! Не мечтайте! Там, во всяком случае, – я вас видеть не хочу!.. – сказано было безапелляционно.

Он опустил глаза, пытаясь вновь увидеть те детские ноги на берегу. – Узкие и беззащитные. Теперь скрытые длинным платьем дамы.

Неужели когда-нибудь, кто-нибудь… эти узкие ноги?.. Он вспомнил свои мысли тогда – и ощутил, что краснеет. Он быстро поднял голову. Лебединая шея. Лебединая песнь? Что она танцевала тогда, на берегу? Танец судьбы?.. Женская судьба! Кровинка заката на бледной детской шее, где каждая жилка бьется – таким торжеством жизни!..

– Вы так любите своего мужа?

– Да, – сказала она рассеянно и не удивившись. – Да, конечно. Разумеется. Почему вы спросили?..

– Все-таки я боюсь за вас, – сказала она без всякой связи с предыдущим. – Вам вряд ли простят, что вы когда-то были с нами!..

«С нами»! Она тоже чувствовала себя участницей великого действа.

– Нет, буду осторожней! – сказала она вдруг и переложила листок со стихами из кошелька за корсаж. – Полагаю, личного обыска бывшей княгини не будет. Но на всякий случай… От Него всего можно ждать! – сказано было спокойно, обыденно, даже не зло. «От Него», естественно, касалось того, кому он написал стансы.

Так получалось, что его листки часто занимали его место – оказывались там, куда ему самому не было доступа. Наверное, его взгляд на миг показался слишком откровенным.

Татьяна вышла замуж. Девочка с самыми удивительными в мире ногами брала на свои плечи ответственность. За судьбы… кого, чего? Мужа, семьи, страны?..

– Но вы ж не захотели увезти меня тайно! Теперь увозит жизнь! – сказала она вдруг почти весело.

– Простите! – сказал он пылко и поцеловал ей руку.

– Кайтесь, кайтесь! – улыбнулась она. – Вам это полезно!..