– Что вы! Я даже не понимаю. Чем я заслужила? – она готова была честно заплакать. Но у него был уж вовсе непримиримый тон. – И я люблю Дельвига!..
– Только не понимаю, зачем это вам?.. – дальше распространяться не стал и быстро откланялся.
Но в следующую встречу Анна Керн вернулась к разговору сама и попыталась что-то объяснить.
– Если хотите правду? Да, я не терплю, когда женщина в семье так подчиняется мужу и вся отдается его делам, как наша Софи… вечно возится с этим альманахом… «Северные цветы». У меня сто примеров, как плохо это кончалось. И со стороны мужчины, между прочим… с его стороны! Он этим первый начинает тяготиться.
– Я понимаю, – сказал он жестко. – У вас не удалась жизнь. Может, мне она тоже не удалась. Но зачем вы внушаете эти мысли – другой, неопытной? Может, ей удастся?..
– Вы не понимаете! Софи совсем не верит в себя. Я хочу внушить ей эту веру. Она видит один идеал в жизни – своего мужа. И считает, что он великий поэт. Но мы-то с вами знаем… он вовсе не великий поэт. Не гениальный. Очень средний. Не Пушкин, прямо скажем! Не Пушкин!..
Она прекрасно знала, чем можно задеть поэта. И сделать его ручным. Только не получилось.
– Оставим Пушкина в покое, милая! Каков есть! А во всем остальном… Запомните! Поэты есть великие! Есть средние, есть просто маленькие. Но поэты! И есть очень крупные, известные… Но вовсе не поэты. Только пишут стихи… А объяснить вам разницу между Поэзией и просто Стихами, боюсь, не сможет и Господь Бог. Во всяком случае, это долго останется неясно… Это должно чувствоваться…А Дельвиг – мой друг! Вспоминайте об этом иногда! Я и так потерял много друзей!..
Это пахло ссорой. В общем – и было ссорой.
Но через несколько дней Керн повстречалась с ним на Загородном как ни в чем не бывало. Она была с каким-то приятным молодым человеком. Во всяком случае, Александру он показался очень молодым.
– Пушкин, Александр Сергеевич!.. Глинка Михаил Иванович! – радостно представила она их друг другу, будто каждый из них был не иначе как ее открытие. – Тот самый молодой композитор, что пишет романсы. В том числе, на ваши стихи!.. – добавила она.
Александр, конечно, признал, что помнит ее слова.
С ней что-то происходило, с Анной Петровной. Ее тянуло к молодым, совсем молодым. (Наверное, слишком долго прожила со стариком!) – Через несколько дней, зайдя к ней в гости, он нашел в гостиной уже очень молодого человека, который сидел на стуле в дурацкой позе, растянув на другом стуле моток шелковых ниток и подставив свои ладони под моток.
– Вот, видите, – мой сосед Александр Васильевич помогает мне разматывать шелковые нитки! Присоединяйтесь! У меня и для вас найдется работа. – Ой, я вас не представитла! Это – знаменитый Пушкин Александр Сергеич! – Вы, Александр, наверняка его читали и, не сомневаюсь, в восторге от него.
Молодой человек тоже был Александр, и Пушкин поймал на себе его весьма растерянный взгляд. Внимательный и напряженный. У него был вид человека, который за минуту до того никак не представлял себе, что в обычной комнате ни с того ни с сего – вдруг может появиться Пушкин.
– А это – Никитенко, Александр Васильевич, мой сосед – студент Петербургского университета. Но с его способностями он, конечно, быстро закончит и станет профессором, по меньшей мере… Скажите, Александр (это было другому Александру, естественно) – звание профессора вас устроит? Я уже поняла, что он ужасно честолюбив. Но это прекрасно. С его судьбой… он имеет на это право!.. Ой, простите, я что-то не то сказала? – это тому Александру.
– Говорят, Геркулес прял у ног Омфалы. Я очутился в подобном положении, хоть я вовсе не Геркулес, – сказал молодой человек, явно пытаясь не быть вовсе смазанным присутствием в комнате Пушкина. – С той только разницей, что Омфала вряд ли могла сравниться красотой с моей соседкой!.. – лихо добавил он. (Эти молодые многое себе позволяют. Ну, что ж!.. Александр сам недавно был таким, и ему понравилось.)
– Вы абсолютно правы! – сказал Александр. – Я вообще считаю, что античные красоты сильно преувеличены сравнительно с красотой, допустим, наших современных дам!.. Мотайте шелк, на здоровье! Я, собственно, зашел на ходу поприветствовать вас. Мы с Сомовым сходимся у Дельвига смотреть некоторые корректуры к альманаху.
Он заслужил благодарный взгляд, и Анна Керн не пошла, а буквально выскочила демонстративно – его проводить.