Возвращение в Михайловское

– Это – особый молодой человек! – сказала она уже в прихожей. – Его недавно вытащили из крепостного состояния. Он был крепостным графа Шереметева. А знаете, кто вытащил более всего? Ваш друг или ваш знакомый – Рылеев. В последнее время перед этими ужасными событиями он был домашним учителем младшего брата Оболенского. Этот младший брат, говорят, – большой шалопай и стоил много крови бедному Никитенко – но брату тоже!.. (Когда она начинала говорить о других людях, их жизни, эта жизнь незаметно вплеталась в ее судьбу и жизнь и как бы дополняла и украшала ее. Судьба Пушкина принадлежала к числу этих дополнений и украшений. До времени он с этим мирился.)

– Вот как? – Передайте ему мой адрес! В гостинице Демута, вы знаете! Скажите, я приглашаю его!..

– Благодарю вас, он будет счастлив!

– Ну, как он вам?.. – спросила без стеснения Анна Петровна, вернувшись в комнату.

– Не знаю. Пока поднимаешь голову, то бишь скользишь взглядом – весь облик – ничего поэтического. Покуда не доходишь до глаз. А это – сама душа! Недаром вы так торопитесь на все встречи!

Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой.

– Не ревнуйте, пожалуйста! Это все давно было – да и ничего не было!

Она передала Никитенко приглашение Александра.

Никитенко появился вскоре в гостинице Демута. Но Александр был занят. С Остолоповым и компанией играл в карты. – Он нашел здесь такую компанию дружков-картежников. Александр извинился перед молодым человеком и предложил зайти завтра или послезавтра, в назначенное время. Никитенко сказал, что завтра он никак не может – едет куда-то с попечителем, а вот послезавтра…

Он пришел и сперва немного порассказал об университете, об учебе… Оказалось там ему, среди прочего, покровительствуют разные могущественные люди: например, Бороздин – попечитель учебного округа. (Еще бы, такая судьба – бывший крепостной!) Но это хорошо говорило о порядках в университете вообще…

Александр порасспросил немного о семье… Крепостными они оказались случайно. Пригласили свободных украинцев на землю, в деревню Алексеевка под Воронежем, они и приехали. А их вдруг передали графу Шереметеву вместе с их землей – как крепостных.

– Говорите-говорите! – ободрил Александр. – Это ж не праздный интерес! Я – писатель этой страны и должен стремиться узнать о ней все, что могу узнать!..

Отец Никитенко был сельский учитель. Грамоте знал оттого, что в отрочестве был забран в Москву, в певческую капеллу графа. Их там учили. А сам отец очень много читал и, как мог, передал сыну и грамоту, и любовь к чтению. Он был очень хороший учитель. Служил у разных помещиков, наставляя их детей, управлял несколькими имениями… Но был крепостным. Сражался, как мог, за интересы земляков. Писал бумаги наверх. Отчего его не раз привлекали к ответу, и судьба его развивалась по принципу «вверх-вниз».

– Вы же все понимаете, Александр Сергеич! Вы написали стихотворение «Деревня».

Он знал, что услышит именно это. Он написал уже книги и роман в стихах… и несколько поэм, а теперь трагедию историческую… Но для многих на Руси так и останется автором стихотворения «Деревня».

Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца…

И не бог весть какие стихи, а это останется! И не зря те выходили на площадь!..

– Он был Дон Кихотом, что сказать, и сражался с ветряными мельницами! – добавил еще Никитенко об отце.

– О-о!.. Так он был герой! – неловко похвалил Александр, ибо вправду считал, хоть и сам был барином, что борющийся за что-то крепостной – это герой.

– Не надо, Александр Сергеевич, не надо! Не будем посвящать в герои. Это не честно! Нет, пусть ищут героев, где хотят, но не в русском крепостном человеке. Для него каждое из достоинств его является новым бичом и поводом к падению!..

Сказано было жестко. Даже слишком жестко для такого разговора. Но Александр понял эту жесткость и принял.

Он стал расспрашивать гостя о Рылееве… Никитенко сказал, что обязан ему всем. Жизнью, в конце концов. И что никогда не смирится с тем, что произошло…

Он говорил хорошо. Как обаятелен был Рылеев, когда он впервые увидел его в Острогожске, на ярмарке. Тогда они еще не познакомились. Никитенко зашел в книжную палатку (такая тоже была на ярмарке в Острогожске), и впереди него оказался какой-то офицер, который выбирал книги.

Никитенко произнес почти возвышенно:

– Я пленился тогда тихим сиянием его глаз и кротким, задумчивым выражением лица… Он купил тогда, помню, «Дух законов» Монтескье и еще несколько книг и велел принести их к нему на квартиру. «Я уезжаю сегодня отсюда, сделай это срочно» – назвал свой адрес.

– «Дух законов»? – переспросил почему-то Пушкин.