Возвращение в Михайловское

…Я не хочу пустой укорой
Могилы возмущать покой…
Тебя уж нет, о ты, которой
Я в бурях жизни молодой
Обязан опытом ужасным,
И рая мигом сладострастным…

Нет, для «дневника» все это не годилось. Хотя… Если бы Татьяна это прочла, она получила бы представление о бурях жизни, с которыми, может, ей придется столкнуться. Что будет с ней дальше, он хранил втайне – даже от самого себя. Пока она спрашивает снова и снова… Кто он?..

Сей демон, милый и опасный,
Созданье ада иль небес,
Сей Ангел, сей надменный бес?..

Дневник не удавался, он надеялся: может, потом? – и взялся за книги Онегина.

Хотя мы знаем, что Евгений
Издавна чтенье разлюбил,
Любимых несколько творений
Он по привычке лишь возил…
Творца негодного Жуана,
Да Скотт, да два иль три романа…

Почему он обозвал «негодным» «Жуана» Байрона, которого любил? Или в насмешку над читателем, который думает так? Или Татьяне он мог показаться негодным?.. Потом он скажет:

…Певца Гяура и Жуана,
Да с ним еще два-три романа…
В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно.

Он догадывался уже, что одним из этих «двух-трех романов» о современном человеке будет его собственный – тот, который создается сейчас.

…В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно…
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.

Он отправился вновь навестить Тригорское и, может, снова сделать предложение Анне.

Но, когда он приплелся туда (пешком), все были заняты ответом на письмо Анны Керн. Анна, Зизи, Алексей Вульф… Который, конечно (лето), тоже был здесь. Пушкину предложили присоединиться.

Ему дали прочесть письмо. Там была, кстати, просьба – естественно, к Анне Вульф, поцеловать за нее Пушкина в глаза. Керн, верно, понимала, что помрачила невольно счастье подруги детства и пыталась (неловко) исправить.

– Ну, целуйте! – сказал Александр и уверенно зажмурился. (Теперь задача облегчалась.)

– Нет, я не хочу! – сказала Анна Вульф с вызовом. (Опять!)

– Как так? – возмутился он. – Но Анна Петровна просит!..

– Вы не заслуживаете! Это ей из Петербурга кажется, что заслуживаете – мне здесь так не кажется!..

Вот вам и все!.. Он аж опешил. В письме к Анне Керн в Петербург он сделал приписку: «Анна Петровна! Извещаю вас, что Анна Николаевна отказалась целовать меня в глаза, о чем вы просили…» – но и все писали шутливо, такое было настроение.

А самой Анне, уже наедине, он сказал почти зло:

– Что вы дурите? Вы прекрасно понимаете, что я приехал сюда вновь сделать предложение. Вам!.. (Он, вообще-то, приехал поработать после солидного проигрыша. Надо было наверстывать. Но сказать всегда можно.)

– Я ж вам говорила, кажется? Я не принимаю.

– Милая, родная!.. Я понимаю – ваша гордость и прочее… Все понимаю. Но мы фактически уже – муж и жена.

– Это имеет значение для вас. Для меня – нет!..

– Я хочу этого не для вас – для себя. Мне хватит скитаться. Вы откажете мне – и я в Москве или в Петербурге где-нибудь – наделаю глупостей. Свяжусь с кем-нибудь, вовсе чуждым мне. И пропаду. Вы этого хотите?.. Почему вы отказываетесь?

– Потому что я с детства мечтала о любви!..

– Кто вам сказал, что я вас не люблю?..

– Вы! Своим поведением. И многократно!..

Он зашел с другой стороны…

– Не думайте, что мои дела так хороши! Весь свет так думает, но вы не думайте! Вы ближе, и потому… Я даже имел неприятности за то, что читал свою трагедию в Москве нескольким лицам. Друзьям. Меня отчитали. – Пока только отчитали! Но арестован штабс-капитан Алексеев. За те стихи, из «Андрея Шенье»…

– Да, да, знаю. Не хотела говорить вам. Я полагала, только вы не знаете. Это – моя вина. Если он меня назовет…

– Не назовет, будьте спокойны – есть же у нас мужчины! Хватит того, что назвали меня… Молодые люди решили почему-то, что это мой отклик на 14 декабря… И сим погубили себя. И меня, возможно. Я понимаю, можно так подумать. Совпадение времен. Теперь они под судом. Но стихи имели в виду революционную Францию.

И только. Я до того расхрабрился, что сказал обер-полицмейстеру Шульгину: «Не слышал что-то, чтоб у нас в стране нельзя было ругать Французскую революцию!» Но они на все смотрят по-своему. Всякий вызов власти… Даже французской!

Он помолчал.

– Вот видите… Был же штабс-капитан Алексеев… был Анреп… у вас тоже были какие-то симпатии… Даже увлечения…