Возвращение в Михайловское

К нему зашел Никитенко – Александр обрадовался ему.

– Рад, что появились! Вы уже как-то заходили – докладывал слуга. Я сожалел, что не застали.

Они поговорили немного об университетских делах и что Никитенко обгоняет занятия третьего курса, и все у него идет успешно.

– У меня к вам был вопрос… почти личный, Александр Сергеич! Но литературный.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста!.. (Гость был моложе его лет на шесть – на семь. И Александр сравнительно с ним считал себя много старше.)

– Вы знаете, что я пишу немного, сочиняю… То есть пытаюсь сочинять!..

– Догадался. Это видно по вам!..

– Благодарю! – в том смысле, что я очень ценю этот труд. Писательство. Я считаю этот дар Божьим, если он у кого-то есть… Но у меня пока первые опыты. Может, я и не умею сочинять!..

– Это можно понять, только сочиняя… – Умеете, не умеете!..

– Я читаю много, пытаясь постичь, как это делается!.. Но вот Анна Петровна…

– И что Анна Петровна?..

– Она принесла мне кучу рукописей. Своих записей о прошлом. Она хочет, чтоб я из этого сочинил роман!..

О-о! Все начиналось сызнова. Теперь с Никитенко. А бедный мальчик – из крепостных – полагает, верно, – она им увлечена!

– Эта дама и впрямь заслуживает романа. Скорей, французского. Только французы почему-то не пишут!.. – он не мог никак упрятать насмешливый тон.

– Я попробовал… но она отвергла все мои наброски. Я подумал. Что это только вам под в силу. Может, вы?..

– Нет-нет, я не смогу!.. Это – очень сложный персонаж!.. Я любуюсь этой дамой, но издали. А так… мне не все понятно.

Мальчик, кажется, был готов спросить: разве есть что-нибудь, непонятное Пушкину?.. Такой у него был вид.

– Боюсь не найти всех побудительных причин… нюансов, изъясняющих поступки. Что необходимо в романе. И еще я опасаюсь, она сама будет недовольна теми объяснениями, какие я найду. Или какие почудятся мне!.. Вы ею увлечены, как я думаю?

– Да, наверное. Это глупо? В моем положении?.. – он очень смутился, даже было жалко смотреть.

– Почему глупо? Нет. Вот и пробуйте! Это вам полезно во всех смыслах. И в литературной науке в том числе. А в смысле увлечений, поверьте… Через это все равно нужно пройти! И чем скорей, тем лучше.

Он предложил гостю кофий. Но тот отказался.

Сколько-то времени спустя он спросил Керн:

– Ну, как там Никитенко? Захаживает? Как его дела?..

– Не знаю. Он в последнее время покинул меня. Может, занимается. Да и я, сознаюсь, устала от него. Я иногда устаю от людей довольно быстро. Не пугайтесь! От вас я не устаю. Вы неисчерпаемы.

Александру пришлось поцеловать ей руку, признаться, без особого удовольствия. Эта глава в его жизни кончилась. Какая по счету? – Он чуть смутился про себя при этой мысли.

Буквально через неделю, уже шел декабрь (вообще, декабрь был богат разнообразными событиями), – он получил вдруг весточку с Небес. Ну, прямую, не удивляйтесь! С Неба или с горы Геликон, где ночуют музы – где они видят сны, которые после пересказывают поэтам.

Записка была простая: Небо не тратит слов.

«Мы в столице, верно, ненадолго. Завтра, если сможете, в три часа дня, в Magazin Anglais, на втором этаже. Я поеду за покупками и загляну». И подпись: Вибельман – он вспомнил сразу: это была фамилия немцев, у которых они останавливались в Люстдорфе.

Он подумал, что это неосторожно, но все же послал загодя корзину цветов в Magazin Anglais, на второй этаж. Он знал этот магазин. Там были еще кабинеты на втором этаже и еще один вход… Он намылся, он причесал волосы и, как мог, привел в порядок бакенбарды. Он несколько раз останавливался перед зеркалом и смотрел на себя – пристрастно и неодобрительно. Но другого себя он не мог предъявить. Да музы и не принимают нас других, на то они и музы. Им нужны мы почему-то смуглые, заросшие – и с бакенбардами. Такова игра!

Он вышел заранее, но все же пришел туда ровно в три.

– Вас ждут на втором! – сказал ему мэтрд отель, не глядя на него, и он поднялся по лестнице. Еще не представляя, что это возможно.

Когда он вошел в комнату, ему показалось, там никого нет. Только стол был уставлен уже. Но при кабинете была еще небольшая ниша, углубление сбоку.

– Вот и я! Постарела? – было спрошено сразу. (О чем думают женщины! Они вечно думают не о том!)

Он не видел ее, только целовал руки, но она притянула его к себе и тоже целовала – в лицо, в глаза…

– Я не понял еще, я не вижу вас. Я вижу только прошлое!.. – сказал он. И притянул, и вновь целовал без удержу.

Он потом рассмотрел немного: да, немножко подалась… пять лет как-никак… или четыре года?.. Но это все была она – розовая вершина бытия. Песнь песней Соломона. Сказка из «Тысячи и одной ночи». Муза всех поэтов на свете. Какой нет другой и не будет никогда.

– Вы тоже изменились немного, – сказала она, когда они сели за стол. – Повзрослели! Но все равно это вы!.. И я вижу вас того!..

– Это никуда не деть! – сказал он уверенно.

– Ну, так уж никуда!

Они, как дети, смотрели друг на друга, не отрываясь. Он поднял тост за нее, они выпили.

– За вас!.. – подняла она в ответ.

– Не торопитесь! – сказал он. – Может, я не заслуживаю этого!

– Вы мне изменяли? Часто? Признавайтесь!..