Возвращение в Михайловское

– Вы что, рабов не видели? Лакеев не видели?.. Вам мало России?.. Там это много хуже. При мне каймакама престарелого – это, по-нашему, считайте, губернатор провинции – били палкой по пяткам, несмотря на седую бороду и Алкоран в руках!..

6 июня он провожал Грибоедова. Подкатила карета посланника и Полномочного Министра. Все было уже погружено.

– Если б вы знали, до чего мне не хочется ехать!.. Ладно уж, поеду!..

Они обнялись. Он скрылся в карете и уныло помахал из нее легкой узкой рукой.

Глинка, когда Александр навестил его – наиграл ему мелодию, красивую. Но ужасно печальную. Печальней не бывает.

– Это – грузинская песня. Какова? Мне привез ее в подарок Грибоедов! Я только аранжировал…

– А-а!.. – сказал Александр мрачно, будто только этой мелодии и ждал. И быстро набросал стих: «Не пой, волшебница, при мне…» – так чтоб стих укладывался в ноты. (После «волшебница» сделалась «красавицей».)

– Как это у вас получается! – восхитился Глинка.

– Но я ж тоже не понимаю, как у вас получается музыка!..

Помолчав, Глинка вдруг сказал:

– Вы часто видите Анну Петровну? Какая пленительная женщина!..

И Александр согласился, конечно. Кто бы не согласился! И правда – пленительна!

В июле нежданно угасла Арина. И не болела даже – просто ушла. Смерть приходит тогда, когда мы позабыли о ней или меньше всего нуждаемся в этом напоминании. Арина жила с Ольгой с тех пор, как Ольга вышла замуж. Он вообще получил ее в наследство от Ольги: она же была сперва Ольгина нянюшка, а потом уж почему-то привязалась к нему. В церкви, с венчиком на лбу, во время отпевания во Владимирской, он едва узнал ее среди других старух (всего было трое), которых вместе с ней отпевали. Мать не любила его, зато любила Арина. Он был ее жизнью. И она – частью его жизни, частью, которую он никак не мог отпустить от себя. В стороне, у колонны, в платочек рыдала Ольга. А он переходил с места на место, не мог выстоять весь обряд. Он боялся, что Арина открывает собою череду смертей.

Арина была незаслуженная милость Божья! Зонт, который Бог раскрыл над ним и надо всем непрактичным, расползающимся, разбегающимся вечно семейством Пушкиных. А теперь зонт закрылся, и надо было снова выходить под дождь. Он и вышел, не добыв до конца панихиды, и стоял на крыльце, – дождь накрапывал. В этом городе не бывает – чтоб без дождя.

Хоронили на Смоленском, но там было много зелени, да и дождь перестал. А деревья – вообще, зелень – всегда способны как-то отодвинуть смерть. Есть у них такое свойство…

V

Он не знал, почему не едет в Москву, где его ждут. То есть, может, еще ждут. Да и никто не понимал – чего он не едет? Что за дело пробавляться с Остолоповым и Шихматовым картами?.. Первое время они переписывались с Екатериной довольно справно, но потом… Получилось что-то, как всегда бывает. Кто-то на что-то обиделся. Или отвлекся. И за другими делами он не ответил на письмо. Или она не сразу ответила. Переписка прервалась. Он думал сначала, может, и она думала: что значит – письма? вот встретимся!.. А потом встреча задержалась, и стало непонятно, нужна ли она? Во всяком случае, Александру непонятно.

Он решил сперва ехать в Малинники. Прасковья Александровна звала его и писала нежные письма. «Целую вас в ваши прекрасные глаза…» Как тут не поедешь?..

Там к нему по-прежнему хорошо относятся. Он это знал. Он и не думал никогда, между прочим, что они у него прекрасные. Он имел по части внешности к себе насмешливое отношение. Но зато он – Пушкин, с этим надо считаться. Он отвечал ей в тон: «Когда-нибудь мы все же соберемся все под рябинами Сороти…» – это вселяло надежду. В кого, во что?.. «Все» – значит все. Это относилось и к дочери Анне Николаевне. Наверное. Наверное, больше к ней. Что касается матери… Роль этой дамы во всей этой, в некотором роде, семейной истории, откровенно говоря, смутна. Чего она хотела? Счастья дочери? Или хоть на миг, на несколько минут вернуть его?.. Или убедить наконец дочь, что он неисправим и что счастье с ним невозможно? И тогда выдать замуж за кого-то, мало-мальски стоящего? Нет объяснений. Но здесь, слава Богу, роман – не исследование, и мы не будем их искать, не надо искать.

Александр хотел отдохнуть от Петербурга. От мыслей, что жизнь не складывается – ни у кого. Да, наверное, и не может сложиться.

Он ехал, чтоб скрыться от сомнений. Это ж только кажется, что его неудачи – отказ Аннет Олениной, к примеру, никак не отразились на нем. Свет не хотел видеть в нем никого, кроме Пушкина-сочинителя. Почему он был привязан к этому свету?

Опять оставался шанс уговорить упрямицу Анну Вульф и зажить спокойной жизнью. Не будет же он доставлять ей больше страданий, чем князь Вяземский своей жене? Он даже, возможно, будет лучшим мужем?.. Пора остановиться, пора остановиться! Он слишком много увлекался и слишком много играл в последнее время.

Кроме того, дело штабс-капитана Алексеева, а в сущности, дело об элегии «Андрей Шенье» висело над ним и никуда не девалось. Он хотел укрыться и от этой мысли.