Возвращение в Михайловское

Он бесился, конечно! Он, видите ли, не сделал ей предложения… А она сама дала понять, что ей нужно? Был ли хоть один ее шаг навстречу? «Если я выйду замуж, я отдам мужу все, что смогу!» – Тоже мне – сокровище! А откуда муж знает заранее, что у тебя есть? Он оценил щедрость и отвагу Анны Вульф. Она была права по отношению к нему – что скажешь? Права! Он хотел спокойной семьи и покоя в семье. И пусть там выносит все его невоздержанности, как выносит Вера Федоровна Вяземская. Он решил, что обязательно будет писать «Дон Жуана». Только не байроновского, а своего. И что там обязательно возникнет сцена: Гуан (так он звал про себя!) перед встречей с донной Анной появляется вдруг у старой своей любовницы. А она уже завела себе другого и только что объяснилась ему в любви. Но тут входит Гуан – схватка, и Гуан убивает его. И женщина говорит: «Что ты наделал? Куда я выкину его?» – почти несколько минут спустя после объяснения в любви убитому. Ее будут звать Лаура – в пику Петрарке! Вот! А если любовь в этом мире такова – то никакой Лауры нет и Беатриче тоже! И дон Гуан оправдан. Так-то, любезная Катя!..

Но 20 марта Москвы достигла весть, что Грибоедов убит в Персии. И с ним погиб почти весь состав посольства России. «Если б вы знали – как мне не хочется ехать! Ладно, поеду!» Как они посмели? (персы.) На сей раз горе Александра мешалось с бешенством, и он начисто позабыл о Кате Ушаковой и о своих не слишком радужных видах на будущее. (Если верить гадалке. А почему, собственно говоря, не верить?..) Теперь это было все равно!

Он обошел всех близких, знакомых и выкричал все на них. – Мы шли с ним вместе! – теперь казалось ему. – Мы шли с ним вместе!.. – Как после смерти Карамзина, на нем лежала обязанность формулировать. Кто он был?.. «Сей всадник… исчезнувший, как тень зари». Случайность на литературной карте, автор одной удачной пьесы или могучий дар? Он говорил Вяземскому:

– Помнишь, Грибоедов рассказывал о двух столпах храброго народа, сваленных некогда Вельяминовым? У нас пал один. Следующий – я!..

– Ты что, с ума сошел? По какому поводу? И ты, слава Богу, не посол в Персии!

Александр умел восхищаться другими. И теми, кого нет или не стало – восхищаться в особенности.

– Ты не понимаешь!.. Кто из нас знал его когда-то? То есть ты знал, вы вместе сочиняли какой-то водевиль или либретто. Но это – пустяк, не более того!.. Одним прыжком, одной пьесой – одолеть пространство от Фонвизина и Крылова и – до уровня Мольера! Это тебе не шутка! Никто у нас до него не писал таким чистым разговорным языком. Остроумным и дерзким одновременно!.. Это мы с тобой думаем, что пьесы пишутся обычными стихами. А их надо писать особым, разговорным стихом. У тебя такого нет. И у меня тоже!.. Нет, но какие предчувствия у него были, какие предчувствия! «Они не подарят мне Туркманчайского мира!» Не подарили. У меня вот тоже – предчувствия. Не знаю почему!

Он еще говорил с тоской:

– Не знаю ничего завидней последних годов его бурной жизни!..

С этой мыслью он носился и повторял ее всем. Даже к пресненским красавицам пожаловал с нею, хотя и думал, что там, наверное, приготовления к двум свадьбам и не до того. Ему даже было наплевать – лижется там Катя сей момент со своим Долгоруким или нет! Пусть лижется!..

И Кате он сказал при Долгоруком (или Долгорукове, будь он проклят!):

– Не знаю ничего завиднее последних годов его жизни!. (Пусть слышат!..)

А событие меж тем обрастало подробностями, приезжали люди с Кавказа…

Он был не в себе. Чем больше узнавал, тем больше рассказывал. Пришел к Федору Толстому-Американцу, тому самому…

– Ты знаешь, что убит Грибоедов в Персии?

– Да знаю, конечно!.. Я его не любил.

– А-а…

– Это ж он написал:

Но голова у нас, какой в России нету,
Не стану называть – узнаешь по портрету.
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом
И крепко на руку нечист!..
Когда ж о честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем,
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, а мы все рыдаем!..

(Помнил!)

– Впрочем… Почти правда! А «голова, какой в России нету…» – вроде, похвала! Находишь? Я хотел его убить за эти строки, да уж талантлив больно! Как ты… Тебя тоже, верно, следовало прибить!.. Ладно… Я узнал кое-что о твоем Долгоруком… Интересуешься еще?

– Считай, что интересуюсь!

На самом деле в тот момент его это не очень занимало. Не очень. И Катя, и ее Долгорукий… Пусть сама разбирается. Но послушал все-таки…

– Он богатый. У отца были прииски на Урале или где-то там. Дома – чего только нет, даже гарем домашний. Из крепостных. Но свободные тоже есть. Брак ему нужен, чтоб покрыть кой-какие разговоры в свете. Так что… – он дал понять, что, по его мнению, девицу ничего хорошего не ждет.