Возвращение в Михайловское

Александру вообще-то не хотелось вмешиваться. Да и неловко как-то. Сам был все же один из претендентов. Что ему? Сама виновата.

– С отцом девицы поговорить можешь?

– Наверное, могу!

И с неохотой и сомнениями (многочисленными) отправился к Николаю Васильевичу Ушакову.

Пришлось объяснять, что это никак не выходка отверженного поклонника, что отношения с его дочерью у них зашли в тупик еще раньше, до появления Долгорукого. Что ему, Александру, сказал многое Толстой-Американец, к которому можно как угодно относиться, но он не врет, и он знает Москву. Милый Николай Васильевич слушал молча, не перебивал, сам почти ничего не говорил в ответ, только будто посерел за время разговора.

Он, кажется, воспользовался своими связями и навел справки со своей стороны. Потом в один миг отменил помолвку и отказал Долгорукому от дома.

Когда Александр посетил Екатерину, она не показалась слишком расстроенной – только чуть оторопевшей от происшедшего.

К нему вдруг явился самый нежданный гость – Раевский-старший, Николай Николаевич. Генерал Раевский. Он сразу объявил Александру причину визита.

У него умер внук – Николай, младенец, которого оставила на их попечение с женой Мария, уезжая к мужу. Он просит Пушкина составить эпитафию… Он именно назвал по фамилии: Пушкин. Просьба была не к Александру, а к Пушкину. Добавил, что извиняется: понимает: взгляды Александра теперь могли измениться. Нынче все меняют взгляды. Он бросил Александру жестко:

– Я воспитывал дочерей не для того, чтоб они гнили на каторге вместе со своими мужьями!..

Александр показал ему «Полтаву», только что вышедшую в Москве, и попросил прочесть Вступление. Старик пробежал глазами молча и только кивнул.

Александр все понял, отошел к столу и посидел за ним некоторое время. Потом что-то записал…

И прочел вслух:

В сиянье, в радостном покое,
У трона вечного Творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца.

Старик заплакал и заторопился уходить. Нет, ни чаю, ни кофе он не хочет – его ждут к обеду.

Командующий арьергардом под Дашковкой и центром при Бородине («батарея Раевского»), великий воин был сломлен абсолютно – хоть старался держаться. Он поседел – это полбеды, но он еще и глох… Кроме того, он пытался не показывать, как ему трудно идти. Александр с трудом на прощанье всучил ему экземпляр «Полтавы».

Через несколько дней старик отправил эпитафию в письме к дочери в Сибирь, со словами: «Это, кажется, лучшее, что он вообще написал». Не лучшее, конечно – но из лучшего, правда.

И уже совсем неожиданно на него свалился Вигель. Александр не думал еще когда-нибудь повидаться с ним: Вигель оставался в Крыму, а Крым Александру не светил. Но тот из Керчи перебрался в Петербург, получив чин и орден, теперь завернул в Москву. – Орден завидно сиял на сюртуке. – Вигель нынче значился «директором Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий» – пост солидный. Александр принял его тепло. Велел принести кофе и подать печенье на стол. Вспомнили Одессу, Воронцова, Воронцову… Тамошних знакомых и приятелей. Липранди вспомнили. – Вот не задалась карьера у человека, не продвигается, и все! – К Липранди цеплялись много – после 14 декабря – друзей в том стане у него было немало. Но пока отвязались, слава Богу! (На сей раз Вигель не заговорил о мужеложстве, как бывало с ним прежде, но сразу повернул к делу.)

Честил, на чем свет стоит, Бенкендорфа. Последними словами. – С этого и начал. Говорил, что тот отроду был безграмотен и случайно получил чин!.. – Александр хотел поддакнуть сперва, но остановился. Хоть вообще-то Вигелю доверял. Он все же считал, что знаком лучше с графом и знает про него некоторые подробности. Вигелю неизвестные… – Например, про поведение на площади перед Кронверком! – Почему и не заступался, естественно, но промолчал.

Ненависть у Вигеля была за племянника: Алексеев Александр Ильич, – может, что-то вам говорит? – Александр кивнул.

– Молодые люди, наивные, что с них взять? А племянник еще, ко всему, красив и легкомыслен. Барышни сходят с ума. (Александр отметил это про себя: Анна Вульф как-никак отвергла этого красавца ради него!) – Эти молодые люди приняли какие-то стихи Александра за оду на 14 декабря. А племянник никак не может вспомнить, кто дал ему эти стихи. Его только что не пытали!.. Подняли с постели отца-старика – после удара, больного – известного генерала – и почти силком повезли к Бенкендорфу на встречу с сыном. Чтоб он повелел ему как отец признаться – откуда он взял стихи.

Заслуженному генералу не разрешили даже заложить карету: «Графу некогда вас ждать, поедете в дрожках со мной!» – кричал адъютант.