Возвращение в Михайловское

Бенкендорф – Пушкину. 28 апреля 1830 г. В Петербурге.

«Милостивый государь!

Я имел счастье представить Государю Ваше письмо от 16 апреля сего месяца, которое Вам угодно было написать мне. Его Императорское Величество с благосклонностью и удовлетворением принял известие о предстоящей Вашей женитьбе…

Что же касается Вашего личного положения, в которое Вы поставлены правительством, я могу лишь повторить то, что говорил вам много раз: я нахожу, что оно всецело соответствует вашим интересам, в нем не может быть ничего ложного и сомнительного, если только Вы сами не сделаете его таким. Его Императорское Величество, в отеческом о Вас, милостивый государь, попечении, соизволил поручить мне, генералу Бенкендорфу, – не шефу жандармов, а лицу, кое он удостаивает своим доверием, наблюдать за Вами и наставлять Вас своими советами; никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь за вами надзор. Советы, которые я даю Вам, могли пойти вам лишь на пользу, и я надеюсь, что с течением времени Вы в этом будете все более и более убеждены…

Что же касается трагедии Вашей о Годунове, то Его Императорское Величество разрешает Вам напечатать ее за Вашей личной ответственностью…»

Трагедия в напечатанном виде доставит монарху большое удовольствие, как ни странно. О чем будет сообщено автору в несколько смягченной форме. (Кажется, вычеркнуто слово «восторг». – Что их баловать, авторов?)

Что до «надзора», тут, разумеется, все сложней. Надзор, как мы знаем, был установлен Государственным советом в 1828 году, и даже Бенкендорф не позволил бы себе отменить его.

Дальше была холера в Москве, Болдинская осень, окончание «Онегина» (думал, что окончил. Но оставалось еще Письмо Онегина к Татьяне), «Повести Белкина», «Маленькие трагедии». Среди них – «Каменный гость».

1831-й начался плохо, уж не скажешь, как худо. 14 января в Петербурге умер Дельвиг. Скончался гнилой горячкой. Он часто болел. К тому ж, на него пред тем накричал Бенкендорф за какие-то стихи в «Литературной газете», которую издавали Дельвиг с Сомовым (Пушкин в ней активно участвовал). Плохо накричал – Бенкендорф. С угрозами. Правда, после извинился. – О чем его просил министр Блудов. Такое тоже бывало! Но Александр считал, что душа у Дельвига была больна. Просто болела душа. Оттого и сгорел.

«Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем как русский. Но никто не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду – около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели. Считай по пальцам – сколько нас? Ты, я, Баратынский, вот все… Вчера я день провел с Нащокиным, который сильно поражен… говорили о нем, называя… «покойник Дельвиг», и этот эпитет был столь же странен, как и страшен. Нечего делать, согласимся. Покойник Дельвиг. Быть так.

Баратынский болен с огорчения. Меня не так легко с ног свалить».

Дельвиг ушел 14 января – ровно в десятилетие смерти Ленского. Если Набоков это вычислил, то Автор наверняка знал и думал об этом.

Было много забот. Нужно выпустить «Северные цветы» – не только в память Дельвига, но в помощь его осиротевшей семье. Особенно малым братьям его.

Софи очень скоро вышла замуж. Месяца четыре спустя или пять. За брата Баратынского, Сергея… И хоть она как бы осталась «в кругу» – родной брат Баратынского, – все равно, имя ее исчезло со страниц истории и литературы тоже. Держалось, только пока она была подругой Каховского, после – женой Дельвига. Самое странное, что Сашенька Семенова, ее подруга по пансиону мадам Шлетер, по ученичеству у Плетнева, – тоже сразу после нового замужества перестала ей писать. Перестала и все. Причина неизвестна. Или слишком явная.

Сколько-то времени спустя Сомов привез в Москву кое-что из стихов, оставшихся от Дельвига… Александр там нашел: