– Вот там, в комиссии, ваше недовольство и заявите, – улыбнулся Фролов. – И ещё дело есть. Дочку вашу тоже на допрос просят. Тамара Синцова. Пожалуйте, барышня!
Он улыбнулся помертвевшей Тамаре, которая сидела в углу сарая, около чугунной печки, и что-то рассказывала при входе партизан сестрёнкам – Оле и Наде.
– Нет, не пущу! – истерически закричала Анна Алексеевна. – Дочь не отпущу! Ни за что! Ребёнок она! Знаю я, зачем она вам. Мало сына, мало мужа – ещё ребёнка испоганить хотите! Не отдам!
– Ну, вы, мадам, полегче! – уже сумрачно сказал Фролов. – Мы никого не поганим. Раз зовут – надо идти. Ничего ей не сделают, вернут вам живую. Ну, собирайтесь, одевайтесь, барышня.
Анна Алексеевна пошла было к Тамаре, но вдруг медленно повалилась на пол.
– Вот, черт! – сплюнул Фролов, – Ну, ладно, барышня, вы пока останьтесь, помогите мамаше. Но завтра, не позже четырёх часов, вы должны быть в штабе. Спросите Фролова. Если не придёте, папаша тветит. Поняли? Ну, а вы – марш!
Перецеловавшись со всеми детьми, поцеловав в лоб бесчувственную Анну Алексеевну, Николай Иванович поправил пенсне на носу и твёрдыми шагами вышел из сарая.
Его проводил истерический плач дочерей. Но он даже не сморщился: после т о й ледяной и страшной ночи на льду Амура его душа словно окаменела и ничем уже не могла отвечать, кроме вялого, пассивного протеста.
– Ну, вот и хорошо, что пришли, – Фролов был искренне обрадован: девушка ему очень нравилась. – Посидим, побалакаем. Снимайте пальто и шапочку.
Он торопливо снял шубку и усадил Тамару в мягкое кресло, сел рядом. Ласково смотрел на неё.
Белая от волнения, с дрожащими губами и мокрыми глазами, она беспомощно опустила плечи и вздрагивала при каждом шуме в соседней комнате. У неё были тёмно-карие, почти чёрные глаза, русые косы, закрученные на голове, правильный тонкий нос, чуть покрытый веснушками, от чего всё ее лицо было особенно милым. Пухлые, детские губы, маленькие уши с крошечными золотыми серьгами. На ней было скромное, тёмно-синее платье с белым воротничком, туфельки почти без каблуков, толстые шерстяные чулки.
Ещё много детского было в этой стройной девушке, но голубые наглые глаза Фролова видели и другое – сочную закруглённость стана и бессознательную грациозность почти сформировавшейся женщины.
– Вы не бойтесь, Тамара, – говорил Фролов. – Здесь вас никто не тронет. Здесь я хозяин – что скажу, то и будет. И вас прошу об этом помнить.
– Отпустите моего отца! – девушка умоляюще протянула к нему руки.
– Э, подождите, подождите! Об этом разговор дальше будет. Вы мне вот что скажите: вы вино пьёте?
– Нет, нет, не надо! – с ужасом воскликнула девушка и вскочила с кресла.
– Сидите! – властно бросил Фролов, и она покорно заняла прежнюю позицию на краешке кресла. – Чего вы боитесь? Разве я такой страшный?
– Нет, не страшный, – прошептала Тамара. – Я верю, что вы не сделаете ничего дурного отцу и всем нам. У нас и так уже погиб брат.
– Ну, конечно, плохого вам не сделаю. Вот поболтаем, выпьем вина, и я вас отпущу. Сколько вам лет?
– Шестнадцать.
– О! Пора уж замуж! Жениха имеете?
– Нет, – потупилась Тамара. – Я ещё гимназии не окончила. У нас никаких занятий сейчас нет… из-за событий.
– Ну, успеете… сейчас не до занятий. Так выпьем вина?
– Нет, нет… ради Бога!
– Как хотите. А я выпью. Мы у Люри реквизировали всё вино. Хорошие есть штучки.
Он ушёл в соседнюю комнату и вернулся с бутылками, простыми гранёными стаканами и большой вазой с конфетами и орехами.
– Кушайте.
Он налил себе полный стакан рому и в два приёма выпил. Налил второй. Тамаре налил полстакана малаги.
– Пейте. Очень вкусно.
Тамара не притронулась ни к чему. Фролов выпил рому, налил ещё. Голубые глаза его как-то сузились, заблестели. Он подсел к Тамаре и взял ее маленькую холодную руку в свои сильные горячие пальцы.
На мизинце ее левой руки было колечко с кроваво-красным рубином в форме сердца. Оправа была из мягкого, гнущегося золота. Фролов снял кольцо, повертел перед глазами, рассмотрел.
– Хорошее колечко. Дорогое?
– Да. Это из самородка, – ответила тихо Тамара. – И камень дорогой. Рубин. Отец мне в прошлом году подарил, когда я в седьмой класс перешла. Вот тут, видите, число – 5.VI.1919. Это очень дорогой подарок для меня. Но если хотите, – возьмите кольцо себе. Только отпустите…
Фролов снова надел кольцо на крошечный мизинец и засмеялся.
– Нет, Тамарочка, носите его на здоровье. Мне не нужно. У меня этих колец и разных штучек – целый чемоданчик. Захотите – ваше будет. Вы не бойтесь. Будьте со мной ласковы – всё будет хорошо. Разве я такой страшный? Меня девушки всегда любили – за русые кудри, за весёлый нрав, за силу. Вы не смотрите, что я вам по образованности не пара. Сейчас другие времена. Вы из буржуев, а буржуи должны за честь считать с нами водиться. Наша взяла, наша победа – где вам против народа идти. Вы теперь на нас должны служить. А кто не захочет, тогда… вы сами знаете: Амур широк, воды много.
Он совсем близко нагнулся к ней, заглядывая в ее помертвевшие глаза.