Враги креста

«Никогда нельзя касаться грубыми руками того, что является внутренней святыней человека», ‒ учит Штейнер. Такой святыней для человека выступает Христос, в котором нераздельно и неслиянно присутствуют Бог и Человек. Штейнер рассекает надвое Богочеловека, протаскивая идею, будто «сущность Христа» приняла человеческое тело не во чреве девы Марии, а лишь тогда, когда Иисус вышел на общественное служение, причем, человек в Нем тут же испарился.

Манихействующий мистик кладет клеймо язычества на Воскресение Христа: Христос, дескать, воскрес не Сам, Его воскресил Отец Небесный. Прообраз важных событий Евангелия мы должны, по Штейнеру, искать в обрядах посвящения древних мистерий (Озирис, Орфей, Будда, Заратустра, Аполлоний Тианский…)⁹⁷. Действительно, «фигуры Ветхого Завета являются отдаленными знаками Воплощения и Искупления»⁹⁸. Но что общего у

Воскресения Христа с тем, что Зевс сделал Геракла бессмертным, ‒ взяв его из погребального костра на Олимп, или с тем, что Громовержец воскресил своего сына, растерзанного Диониса – Загрея, сердце которого спасла Афина? Воскресение Христа, как и схождение Христа на землю, ‒ дело не только Сына Божия или только Бога Отца, но всей полноты Пресвятой Троицы. Во гробе, в аде душою как Бог, в раю с разбойником и на престоле Христос, свидетельствует литургия св.Иоанна Златоуста, был «со Отцем и Духом».

Штейнер порой отождествляет Дух с сознанием, Сына – с бессознательным компонентом в психике человека, Отца – с природой. Ему «совершенно непонятно страстное утверждение о равенстве Сына и Отца», то, что Лица Пресвятой Троицы «оба из вечности, богоедины». «Понимать здесь нечего, ‒ бурчит доктор, ‒ в это надо верить». Это и есть как раз то, чем он недоволен, поскольку вера в единосущие Троицы – «декрет» Церкви, а не размазня оккультистской логики.

Антропософский туз склоняется даже к реабилитации арианства. Почему Штейнер возмущен анафемой по адресу Ария? Ответ читаем у Вл.Соловьева: «В смутной идее ариан Христос является каким-то гибридным существом, более, чем человеком и менее чем Бог»⁹⁹.

Христианство отвергает переселение душ. Св.Григорий Нисский в «Трактате «Душа и Воскресение» называет «нелепостью», «бреднями» передислокацию души из тела человека в растения, деревья, организмы плотоядных. «Душа не существует прежде тела»¹⁰⁰. Пятый Вселенский собор осудил тех, кто заявляет о фантастическом прозябании души до рождения твари.

Для мистагога подобные свидетельства Церкви не что иное, как заблуждение. Оккультизм находится в абсолютном согласии с настоящим христианством, ‒ уверяет «Акаша-хроника», ‒ нужно лишь воссоздать синоптические Евангелия в их подлинном виде.

В Евангелии, ворожит Штейнер, вскрывается учение о повторности земных жизней¹⁰¹.

Где, когда, в каком пункте?

Карма – естественный закон духовной эволюции, страж справедливости; для антропософии порядки природы и нравственности совпадают. Кошмар безысходно мрачной перспективы бесконечных кармических перевоплощений – благо космического и божественного возмездия.

И это поистине было бы так, если бы мы не знали о милосердии Господа. В тайне Искупления, подчеркивал в «Философии свободного духа» Н.Бердяев, преодолевается кармическая подзаконность, которой не подвластен разбойник на кресте. Он будет с Христом в раю, не нуждаясь ни в каких инкарнациях безблагодатной теософии.

Считая христианство религией для всех людей, Штейнер без необходимости усложняет, запутывает понимание Нового Завета. Изощренное «ясновидение» загромождает доступ к Христу, если не всем, то очень многим, стремясь прельстить даже не «малых сих», а «избранных». Что привносит в постижение бессеменного зачатия от Духа Свята и Марии Девы миф (имагинация) о двух мальчиках Иисусах или внедрение в одного из них на тридцатом году жизни «сущности Христа»?

Объекты, которые не могут быть предметом знания в непосредственном человеческом опыте, встречаются в современной микрофизике и космологии, но запредельные приобретения швейцарского кандидата в Аполлонии Тианские не могут быть подтверждены никаким опытом и должны приниматься лишь в надежде и вере на то, что Штейнер, авось, не ошибается в своих априорных расчетах, когда кладет в их основу эмпирические данные, делая, по выражению Канта, шаг в метафизику через заднюю дверь.

Ничего удивительного тут нет, поскольку Штейнер не располагал критерием того, кто кем был или будет в метампсихозе.

Церковное сознание «изнемогает» (С. Булгаков), пытаясь постичь Тайны Божии. Соборный разум Церкви с помощью богословского вкуса оберегает себя от соблазнов широкого проникновения в потустороннее, вовремя полагая на уста печать молчания, дабы не скатиться в молитвенную фельетонность.