Враги креста

Поросшие шерстью красавцы – самцы…»

Та же разухабистость – бравая мелодия и в других шедеврах:

«Теперь клянусь своей языческою силой

Дайте любую красивую, юную.

Души не растрачу, изнасилую,

И в сердце насмешку плюну ей».

Или:

«Идет она, она юна

Хорошенькая (за косу)

Обкрутим без загсу»

Ситуация Эдипа чётко выражена в отношении к Богу, образ которого бессознательно отождествляется с отцом в качестве сверх-я. Бог Маяковского – это Владимир Константинович, ревниво стерегущий Бородицу – Александру Алексеевну.

«Он – Бог

А кричит о жестокой расплате,

А в ваших душонках поношенный вздошек

Бросьте его

Идите и гладьте –

Гладьте сухих и чёрных кошек».

Женщины – кошки.

К Богу:

«Делай, что хочешь, хоть четвертуй,

Я сам тебе, праведный, руки вымою

Только, слышишь, убери проклятую ту, которую

Сделал моей любимою».

Заслуживает внимания любопытный параллелизм: «Несколько слов о моей жене» ‒ «Несколько слов о моей маме», «Несколько слов обо мне самом».

«Калека в любовном боленье» непрочь задобрить тень умершего – предлагает Богу натаскать на небеса с бульвара девочек. Но Ветхий деньми суров и тогда, потеряв претензию на Марию «рыкающий парнасец» «достает из-за голенища сапожный ножик». Бунтует, но как? Какими словами? В пределах набожной филологии, в ярости, которая не выплескивается за ограду библеизмов, семафорящих о воле «Всесильного Божика», земного отца. «Гремят на мне наручники любви тысячелетия…»

Невротики – изобретатели новых слов.

Новатор, брюхатый неологизмами, искупал «криворотый мятеж» словесной архаикой. «Новаторство дилетантов – паровоз на курьих ножках».

В конце концов сын выбрасывает белый флаг, признавая, что лозунгом «долой… религию» он «пальцем попал в небо…»: «Все вы люди бубенцы на колпаке у Бога».

«Встрясывают революции царств тельца,

Меняет погонщиков человеческий табун,

Но тебя некоронованного сердец владельца

Ни один не трогает бунт».

Кустарь-атеист Маяковский стал всерьез интересоваться учением мистика Федорова, перед которым преклонялись Бердяев и Булгаков. – Страсть, которая к реальной матери была бы наказуема, может без всяких нареканий и укоров совести стать пламенной любовью к родине, к земле: «Вся земля поляжет женщиной, заерзает мясами хотя отдаться…»

«Я прижмусь моим мясом к земле, чтоб ее мясо обновило меня» ‒ этим переводом Маяковский ошарашил как-то К. Чуковского: «В подлиннике действительно было сказано «мясо». Не зная английского подлинника, Маяковский угадывал его безошибочно, и говорил о нем с такой твердой уверенностью, словно сам был автором этих стихов».

Импульс бессознательного выверен инстинктом. У невротика «может быть отец, по крайней мере, миром, землей по крайней мере, мать».

В поэме «Человек», проснувшись после миллионнолетней спячки, Маяковский тоскует по земле, валяясь в Царстве Небесном. Созерцая землю, сынок сталкивается с тугоухим папашей, который его «раздражает, Тоже уставился на землю».

Инцестуозность есть и в поэме «Война и мир»… Офицер, погибая, кричит: «Мама, мА…» В последнюю минуту мужчина зовет мать – первый объект секс-влечений, эрос, жизнь, ту, которая всегда его убаюкивала, и которая еще и сейчас должна спасти свое чадо, поручика, у которого клумбой разворочено чрево от крупнокалиберного осколка. Когда вспыхнула война, Маяковский норовил в добровольцы на фронт. Искал исподтишка смерти? Он чувствовал себя преступником: «Я один виноват в растущем хрусте ломаемых жизней». Он бьет себя в перси, упав на колени в храме гуманизма: «Дорогие, Христа ради, ради Христа простите меня». «Кровью истеку, но выем имя «убийца», выклейменное на человеке».

А на вечере имажинистов в 1920 году провоцирует очередной скандал, зачав его репликой о том, как «дети убили распутную мать».

Свою же мать поэт снабжал деньгами, обращался к ней на «Вы», просил «дорогую мамочку» приходить на его сногсшибательные выступления, писал ей стихи, почти не адресуясь к отцу.

Взывает к обозрению и знаменитая «троица»: «Лиля, Ося и Володя», «бесплатное приложение к двуспальной кровати». Лиле Маяковский в первую же встречу показался «…неврастеником». Лиля Брик для Маяковского – «сублимированная» мать, Ося Брик – в роли «отца».

Эдиповский «конфликт» поколений толкнул лидера футуристов в революцию.

Правда, кое-кто не мог уяснить, как уживется он, этот люмпен-пролетариат, неврастенический, недисциплинированный, презирающий всякую норму… ненавидящий труд и пр., пр. – с революцией, которая прежде всего труд, дисциплина…»