Фромм предлагает создать на чисто экономической базе новую этику, что звучит столь же убедительно, как тавтология «периода застоя» «Экономика должна быть экономной». Врач явно заносит ноги не в свой огород. Обзор страниц его исследования отведенных экономике, не выдерживает даже беглого сопоставления с работами крупных ученых данной отрасли: Кейнса, Робинсона, Гэлбрейта, Самуэльсона.
Мечтая о Новом Обществе, Фромм с восторгом цитирует Маркса – пророка неотчужденной деятельности человека. Будущее представлялось Марксу не иначе как при условиях, когда индивид «сможет любовь обменивать на любовь». Любовь – не Бог, как в христианстве, не богиня, как у гомеровских героев, а средство обмена. Здорово! «Если ты любишь, не вызывая взаимности, ‒ повторяет неофрейдист слова Маркса, ‒ если ты своим жизненным проявлением в качестве любящего человека не делаешь себя человеком любимым, твоя любовь бессильна, и она – несчастье».
Обрушив гнев на язычество, прячущееся под маской христианства, Фромм сам же протаскивает устами автора «Капитала» язычество в свой идеал. Ибо, как сказал Господь, если будете любить любящих вас, какая вам польза? Не так ли поступают язычники?
Шамбала Фромма – выметенная, прибранная изба, где опять заведутся бесы; будет их там больше чем прежде, поскольку, по свидетельству радикально-гуманистического психоаналитика «борьба будет продолжаться даже в том случае, когда будет достигнуто состояние полного изобилия, ибо те, кто обделен физическим здоровьем и красотой, талантами и способностями, будут завидовать… тем, кому досталось «больше»…
Мыслитель не на шутку встревожен перспективой гибели человечества в атомной войне.
А то, что Бог изгоняется из жизни человека, разве менее ужасно?
Угощая нас копченым льдом – «нетеистической религией» Фромм в конце концов договаривается до заявления: в Новом Обществе не будет нужды ни в какой особой религии!
Подвергнув фундаментальному исследованию антагонистические принципы обладания и бытия, критик кибернетической эпохи утверждает: «Лучше, всего, вероятно, модус бытия может быть описан символически!…: синий стакан кажется синим, когда через него проходит свет, потому что он поглощает все другие цвета и, таким образом, не пропускает их. Значит, мы называет стакан «синий» именно потому, что он не задерживает синие волны, т.е. не по признаку того, что сохраняет, а по признаку того, что он сквозь себя пропускает».
Когда через сознание психоаналитика проходит Невещственный Свет, оно поглощает все другие цвета, не пропускает их. Поэтому Бог и Церковь остаются вне стеклянного бытия Фромма.
Назад к Навуходоносору?
Официальная Россия официально празднует 1025-летие Крещения Руси. Высшая церковная бюрократия, прибыв в Киев из Москвы, приложила все усилия, чтобы достойно ознаменовать великий юбилей.
Так мог бы, живи в наше время, начать свою статью «Владимир Святой и христианское государство» (собр.соч., т.2, М., 1989) замечательный русский религиозный мыслитель Владимир Соловьев.
Сие торжество совпало с днём памяти первого на Руси христианского князя св. Владимира. Но какое отношение имеет к бывшей красной империи Владимир Красное Солнышко?
Могут ли чиновники из Кремля и Чистого переулка выступать на подобных мероприятиях в качестве истинных представителей всей православной России? Не грешат ли самонадеянностью и высокомерием? Повторяя тысячу раз пережёванное «Крещение Руси – повивальная бабка становления Русского государства и русской культуры», не замечают, что это Крещение является не столько благом для самого христианства, сколь в последующем исторически-конкретном обстоянии его искажением.
Какая сила или злой рок подменили в христианской Руси идеал Владимира Святого принципами Навуходоносора?
Христианин, будь он король или президент, не может противопоставлять свою власть власти Бога. Любой правитель может править не собственной, наследственной или выборной, демократической властью, а должен быть уполномоченным Того, Кому дана всякая власть на небе и на земле. Власть от Христа Церковь получила через апостола Петра. Никому из земных повелителей такую прерогативу Сын Божий не передавал. Поэтому христианское государство должно стоять в зависимости от Церкви. Но чтобы данное подчинение не было фикцией, сама Церковь должна быть независимой от кесаря. Она обязана быть если не Вселенской, то всегда Зарубежной.
Московская Патриархия позорно отрекалась от своей царской власти в пользу светской безбожной диктатуры. Имела ли она право на дезертирство и может ли после капитуляции считаться представительницей Того, у Кого в руках вся власть на этом и на том свете?
Ещё в конце девятнадцатого века В. Соловьев писал в упоминаемой статье: «Догмат и культ – не всё христианство; остается ещё социальное и политическое действие истинной религии, организация коллективных сил христианства для возрождения мира, ‒ остается ещё воинствующая Церковь».