Враги креста

Епископат МП, припеваючи состоявший и пребывающий успешно и сегодня на службе у Государства, аккуратно сдул пыль с этого алмаза В. Соловьев, пустил её в разработку своей социальной концепции, пылит теперь только на танках, смастерив наряду с другими отделами по коммуникации с постсоветским обществом ведомство по взаимодействию с армией и флотом («Патриарх» Алексий II полез в ракетную шахту, а к бастующим в столице горнякам не вышел) или пускает социуму пыль в глаза, подчёркивая, будто всерьёз может ставить палки в колеса Кремлю.

Если глава государства есть законный лидер нации, то церковная иерархия, снедаемая жаждой быть национальной, московской и только московской (или трижды самостийной киевской), должна признать светского правителя своим безусловным владыкой. Епископат лишь в том случае может быть независимым, коли он действительно связывает нацию с вселенским, то бишь Зарубежным Царством Христа.

Церковь должна иметь фундамент своей власти не внутри государства, а вне его, вне нации (во Христе нет ни эллина, ни иудея), дабы избежать насилия власть предержащих. И все великие святые отчётливо понимали это. Когда греческие императоры вторгались в область духовную, угрожали свободе Церкви, святые Иоанн Златоуст, Максим Исповедник, Феодор Студит и другие апеллировали к Зарубежью, международному центру христианства, находя поддержку, отпор «татаро-византийским» попыткам кесаря поработить Церковь. Только та Церковь истинна, что за рубежом!

Вопреки игре МП в псевдо-безразличие к тому, какой государственный строй во дворе, мы твердо, открыто стоим за церковную монархию. Государь – сын Церкви. Может ли быть чадом Православия президент, если не подчиняется Церкви, а управляет Ею при посредстве своих чиновников, тайной полиции, административных подлипал? Президент – только мирянин. Неоднократно видели на телеэкране президента со свечкой в руке в простеньком храме среди рядовых прихожан, однако ни разу не заметили, чтобы сей полу-христианин публично брал благословение, целовал десницу у кого-либо из архиереев. Догадывается, что они не настоящие?

Если не желаем вновь откатываться к режиму Навуходоносора для реализации Царства Божия в жизни социальной и политической, для создания истинно христианского государства, а не ради утилитарного укрепления нравственности в обществе с помощью Церкви, Россия должна подчиняться установленному Христом порядку, вступить на открытый Им путь. Светское государство и официальная Церковь как его орудие – это отчизна Антихриста.

МУХА В БУТЫЛКЕ

«Излагать этику в качестве

учёной доктрины значит

не понимать её сущность».

О.Шпенглер.

Пользуясь сравнением Шопенгауэра, можно сказать, что в этике, как и в философии, всякий мыслитель ведёт себя по-турецки: всходя на трон, он рубит головы своим братьям, поскольку каждый из них – претендент на престол.

Именно так поступил английский джентльмен Дж.Э.Мур.

Преисполненный нравственных сил и моральной свежести будущий академик опубликовал в 1903 г. книгу, которая (если верить восхищенным критикам) произвела революцию в вопросе о том, что такое хорошо и что такое плохо. Лектора моральной философии кембриджского университета назвали «Кантом двадцатого века», а его оригинальный труд – «Принципы этики», свидетельствующий о величии автора, не только неоднократно переиздали, но и перевели на многие языки¹²⁶, считая британского платоника родоначальником новейшей этики.

Добро – предмет сложный не менее, чем химера, животное с мордой и телом льва, с головой козла, растущей посреди спины, да еще со змеей вместо хвоста.

Может, поэтому в своем рассуждении Мур наотрез отказывается дать определение того, чем является добро само по себе, которое, как мимоза, мгновенно складывающая свои перистые листочки от прикосновения руки человека, не укладывается ни в одно понятие, применяемое исследователем?

В начале «Принципов» Мур заявляет, что не желает вдаваться в дискуссию о собственном значении термина «этика», ибо терминологию «следует оставить авторам словарей и вообще людям, интересующимся лингвистикой, философия же… не занимается этими проблемами».

На устах отца неопозитивизма сей пассаж выглядит довольно странно: ведь неопозитивизм – вербальная игра в выяснение обыденных словесных сочетаний, употребляемых в философских фолиантах без достаточного основания, когда не задумываются над точным смыслом пущенных в оборот понятий. Если Мур не подвергает дефиниции термин «этика», то во всяком случае он пристально анатомирует её главную категорию – добро.