Этот фрагмент карты служит не только для наглядности, он призван иллюстрировать факт: футбольное хулиганство не в последнюю очередь связано с территориальными спорами, которые обращают мирное общественное пространство в архаичную арену. Это подтверждается и реакцией извне: хулиганские действия оборачиваются скандалами, потому что вносят агрессивные, связанные с насилием формы поведения в такое пространство, где они неприемлемы. Происходит это вследствие ограничения физического насилия пределами соответствующих боксерских рингов и арен, а также из-за установленной государством монополии на применение силы для строго определенных, одетых в униформу исполнителей особых его функций. Удивительным образом это справедливо даже (в более сильной классовой форме) для тех форм поведения, которые обозначались как «хулиганство» в Санкт-Петербурге начала ХХ века, где под этим подразумевались назойливые и агрессивные выходки молодых людей из пролетарских кварталов в отношении «настоящей», более подходящей для парадных улиц города буржуазной публики[518]
.Вторым аспектом, проясняющим пространственную привязку хулиганов, является высокий уровень их территориализации. Традиционно во всей Европе хулиганские «фирмы» основаны на непосредственных соседских контактах. В этом смысле важно, чтобы приверженность к какому-то одному футбольному клубу не возникала в результате свободного решения, но предопределялась районом города и не могла быть изменена «просто так».
Порядок, который создают в своем пространстве ультрас, хулиганы и фанаты, партикуляристичен. Он вновь прочерчивает границы, стереть которые была призвана еще внесословная национализация масс (или обнаруживает подобные притязания). В одной из немногих стóящих прочтения книжек, выпущенных в Польше и на Украине в связи с чемпионатом Европы, отношения между связанной с футболом территориальностью и постмодернистской транснациональной гибридизацей варшавский писатель Марек Бенчик формулирует так:
Никогда не переступай границ / нарушение границ — выдумка философов / жены которых таскаются по улицам Парижа / и покупают горькие оливки в торговых палатках Бельвиля[519]
.У самих футбольных хулиганов то же самое звучит более позитивно и несколько менее философски:
Серые блоки, грязные улицы, лавка на углу. Посреди всего этого — мои друзья и я. Этот клочок земли стóит так немного, но никогда его не покорить врагу. Зароем же в нем все наши воспоминания[520]
.Схожий модус обнаруживается и в гимне хулиганов «Краковии», записанном рэпером DJ Łysy:
Вернейшие фанаты: ты должен был слышать о нас. / Наши улицы, наши кварталы, наши блоки, наши дома. / Крик «Jude Gang!» разрывает тишину. / Парни идут в бой, / когда я пишу вам эти строки, / с усмешкой возвращаются они с поля битвы. / Ждет врагов веревка, день придет, / когда будет висеть каждый пес из «Вислы»[521]
.Формулировки и образы вызывают в памяти (и не случайно) первый хит берлинского рэпера Сидо «Мой блок». Однако более интересны отличия, то есть местный извод международной музыкально-вербальной идиомы. Как и в сутенерской романтике Сидо, здесь также прославляется идентичность группы, которая, однако, в большей мере содержит местный и исторический коды: так, записанный в исполнении хора гимн «Pro nobis Dominus» напоминает о том, что Кароль Войтыла (1920–2005), позже папа Иоанн Павел II, был болельщиком «Краковии». С позиции болельщиков этого клуба прославляется война с их смертельными врагами, сторонниками местного клуба «Висла», с которым здесь — в отличие от отчета, процитированного в начале статьи, — защитники «Краковии» уже не стоят на равной ноге. Противника называют «псом», что в польском языке приблизительно соответствует «быку» в немецком для обозначения полицейского и в чем содержится намек на прошлое «Вислы» — некогда клуба гражданской милиции[522]
. Унижается он еще и тем, что ему объявляется казнь через повешение, что также не является достойной смертью для равного противника. Оскорбление неприятеля, наряду с затратными картинами, прославляющими свой клуб, хулиганов или ультрас, — одна из важнейших тем футбольных граффити, которые, безо всякого сомнения, являются формой борьбы за территорию. В таких граффити особенно отчетливо проясняется смысл разнообразных реестров оскорблений.