«Вратарь, не суйся за штрафную!». Футбол в культуре и истории Восточной Европы

Политизация фан-культуры объясняется, очевидно, во-первых, перетягиванием польских хулиганов на свою сторону как правой консервативной партией «Право и справедливость», так и польскими фашистами, а во-вторых, и демонстрациями 11.11.2011 года, когда из-за причудливого столкновения мотивов друг другу противостояли, с одной стороны, польские и немецкие антифашистки, с другой — варшавские хулиганы. Последние при этом намеревались защищать польскую столицу как от всех подозреваемых в левацких взглядах, так и от нового нападения Германии[538]. 70-я годовщина Варшавского восстания была благоприятным поводом для новой политико-исторической идентификации, которая могла быть воспринята с позиций как антифашистов, так и националистов, как акт мужественности (на ил. слева) или как факт, объединяющий людей, стоящий над их половыми различиями (ил. справа).

Итак: что же общего у хулиганов и массовой околофутбольной культуры, их современных форм и реализации?

Первое. Хулиганы представляют собой общеевропейский феномен в рамках массового зрелища под названием «футбол», обнаруживающий транснациональные поведенческие формы со специфическими культурными средствами выражения. Эти средства, в свою очередь, являются частью распространенных в глобальных масштабах мира молодежных культур и субкультур, которые изображают себя бунтарями и считаются таковыми по понятиям рынка: граффити, рэп, стиль скинхедов и т. п.

Второе. Хулиганы, ультрас, просто фанаты с шарфами на шеях высказываются против полной профессионализации футбола и превращения его в шоу — и против универсализирующих общество тенденций капиталистической действительности. Из-за заменяемости игроков, тренеров и администраторов фанаты объявляют себя настоящим ядром клуба, лояльность которому в их среде неизменна. Лояльность эта носит территориальный характер: в известном смысле хулиганские модели поведения реконструируют времена, когда и футбольная команда, и публика проживали бок о бок в одном квартале — там, где и родились. Следовательно, хулиганство — это также своеобразная форма сопротивления неолиберально-капиталистическим вызовам.

Третье. Модели поведения хулиганов касаются всегда и в первую очередь других хулиганов. Противник и враг принадлежат к той же среде, той же субкультуре, исповедует тот же стиль, ту же манеру поведения, те же ценности. Равенство действует и в отношении модели организации городского пространства хулиганов, разделения города на территории группировок хулиганов и ультрас. Их граффити — еще один слой знаков на плоскости городского пространства, и без того покрытой всевозможными маркерами и надписями; знаки эти вновь перекраивают пространство и снабжают его новыми смыслами. Граффити делят город на свои, чужие и спорные территории, и активной незаконностью самого действия превращают город в арену субкультурной практики. Разделение, обозначение и действие остаются, однако, принципиально в рамках субкультуры. В этом хулиганы не слишком сильно отличаются от других субкультур и сегментов общества[539].

Четвертое. Утверждение Э. Холла о том, что сообщения в прессе о хулиганстве якобы усилили его привлекательность, и сами масштабы насилия, без каких-либо оговорок применимо и к польским формам унижения противника. Как можно предположить, именно благодаря СМИ граффити с антисемитскими, женоненавистническими, гомофобскими мотивами появляются в общедоступном публичном пространстве, на открытых для обозрения поверхностях городских сооружений и только потом обретают особую привлекательность для футбольных фанатов, которые весьма дорожат статусом бунтарей. Лексикон их оскорблений и манера поведения являются частью польских дискурсов, воображаемого и исторического, и определяются в значительной мере сочувственным отношением к правым политическим силам — по крайней мере, более сочувственным, чем к левым, которых хулиганы и ультрас в Польше считают противниками за скандализацию непокорной футбольной субкультуры.

Наконец, именно этот специфический символико-топографический партикуляризм фан-культуры защищает ее от нападок со стороны ориентированных на общеевропейские ценности левых либералов, просвещенно-буржуазных СМИ и политиков — и при этом порой сам же ее политизирует. В известном смысле он устанавливает символический контроль над областью проживания, над партикуляризмом конкретным, вопреки универсализации и стандартизации городского пространства. Он функционирует в координатах пространства, но также и стиля: это — реакция на массовую культуру, частью которой он является сам и язык которой он использует.

Перевод с немецкого Антона Вознесенского

Поражение

Михай Матейу