«Вратарь, не суйся за штрафную!». Футбол в культуре и истории Восточной Европы

Через два месяца после неудачи с «Гамбургом» произошло событие, память о котором стала поворотной точкой не только для меня, но и для нескольких поколений бывших граждан Югославии. В то воскресенье отца дома не было. Он снова был на дежурстве (в те дни он дежурил гораздо чаще, чем обычно), поэтому о просмотре получасовой записи матча «Хайдука» мне пришлось договариваться с мамой. В гостях на стадионе «Полюд» была белградская «Црвена Звезда», клуб, за который болел друг отца, крестный дядя Митя, когда мы бывали у них в гостях, он всегда поддразнивал меня, спрашивая, скоро ли я сменю команду и начну болеть за красно-белых, а в ответ всегда получал мой гордый отказ. Матч не должны были переносить, репортаж показывали довольно поздно, по правде говоря, очень поздно, с учетом того, что на следующее утро надо было идти в школу, поэтому вести переговоры с мамой я начал заранее, еще днем. В какой-то момент моего канючения она вынуждена была сдаться и разрешила; хорошо помню свое томительное ожидание, день тянулся медленно, вечер никак не хотел наступать. Помню полную тишину и безупречную чистоту и запах присыпки и вазелина, типичный для помещения с грудничками. Моему брату, у которого в будущем ни с футболом, ни с каким-либо другим видом спорта отношения не сложатся, было тогда чуть меньше года, судя по тому, что его нет на кадрах моих воспоминаний, он, видимо, был погружен в обязательный дневной сон, поэтому звук у телевизора был включен на минимальную громкость. Вдруг, в середине фильма, изображение пропало. «Опять помехи», — подумал я. Помехи — это когда телевизионная картинка пропадала и появлялась застывшая надпись с извинениями, но без информации о том, как долго продлится этот перерыв в вещании. На этот раз вместо известного титра на экране появилась фотография Тито. Через несколько минут мама начала испуганно всхлипывать, я же все еще не понимал, в чем дело. Хотя слышал, что Тито уже давно находится в Клиническом центре, где мама работала медсестрой, она рассказала, какая там теперь охрана: забудешь специальный пропуск — на работу не пустят. Впрочем, один раз я уже был свидетелем похожего случая: год назад, тоже чуть ли не в воскресенье, так как в гостях у нас были соседи дядя Раде и тетя Борка, вдруг прервали показ фильма «Зебра в кухне», чтобы объявить печальную новость. «Это Кардель помер», — сказал тогда отец, опередив Томажа Терчка, диктора национального телевидения, специалиста по похоронам социалистических бонз. Мама же ничего такого не говорит, просто всхлипывает и молчит. Потом меня не покидало легкое чувство вины — после объявления трагического известия больше всего меня волновало, состоится ли матч и можно ли будет его посмотреть, никаких других эмоций я тогда не испытывал. Эти партийные лидеры явно были настроены умирать в самые неподходящие моменты. Сначала Кардель прервал показ фильма, теперь вот Тито из всех дней недели как нарочно выбирает воскресенье, главный футбольный день, как поет Джонни (Бранимир Штулич)[658]. Все сомнения и препирательства с мамой, постепенно терявшей терпение от моей оголтелости, отпали при виде зареванных игроков «Хайдука» и «Звезды», стоявших вперемешку на прославленном поле, один из близнецов Вуйович в ужасе закрыл лицо руками, с трибун неслось: «Товарищ Тито, мы тебе клянемся…» Сейчас все это смотрится как-то странновато, по-северокорейски, что ли, но тогда все было на полном серьезе.

IV

Прокручиваю пленку на девять лет вперед: на тех же трибунах стоим я, Грега и Юре, три фаната «Хайдука» из Любляны, и принимавший нас в Сплите Матко, мой двоюродный брат (через десять лет он будет на моей свадьбе), мы смотрим матч «Хайдука», играющего отборочную встречу традиционного тогда югославского турнира «Приз Марьяна» против «Серкль Брюгге», команды из Бельгии, которая ныне кочует по второй национальной лиге. Несмотря на победу «Хайдука» с неправдоподобно разгромным счетом 7:1 на счастливом для него поле родного стадиона, в этот летний вечер наше внимание было больше приковано к сражению, которое на полупустых трибунах устроили фанаты из племени хайдуковской торсиды вместе с болельщиками загребского «Динамо», которых называли «bad blue boys»; традиционно враждовавшие между собой, в этот раз они объединились против общего врага — представителей хорватской полиции, или, как ее называли в те времена, социалистической народной милиции, которая в их глазах играла роль общего враждебного Другого благодаря уверенности, что ее ряды пополняются краинскими сербами.

Отступление курсивом № 2