Времена

Шеф-повару инкриминировали прогул. Была нарушена технология и рецептура блюд, не санкционировано их изменение, не соблюдены нормы гигиены и санитарии, возросла косвенная себестоимость из-за вынужденного списания продуктов и отказа гостей платить и пр.

Алесей Абрамович как-то рассеянно выслушивал всё это. Понимал, что обвинения законны. Его удивляло поведение «присяжных»: кухонных работников, мойщиков посуды, уборщиков, охранника. Эти врали запоем. В их высказываниях не было недостатка и в прямой клевете. «Как-то странно шеф-повар, – говорили они, – манипулирует продуктами при изготовлении блюд: добавляет что-то непонятное, подливает какие-то красные соки, сыплет порошки. Причем никому не объясняет что за приправы». «Был недавно случай, – заявил охранник, – разбуянился гость, посуду бил. Ну выпил малость, да кто же не пьёт! Но ведь выпьют себе на здоровье и тихонько уходят. А этот, отчего же такой двинутый? Уверен, что его заказ сам шеф-повар готовил. Нехорошо. Подозрительно. Подмешал уж точно чего». «А уж бранится как! – заявила мойщица Ксения. – Чужой он человек, потому и не болит сердце, не сострадает простым людям».

Алексею Абрамовичу, учившемуся на повара в Бухаресте, привыкшему к культуре, честности и изысканной вежливости, такое поведение казалось странным. Ещё удивительнее было молчаливое одобрение учредителей, отсутствие какого-либо протеста у коллег, особенно со стороны старшего повара, получившего у шефа солидный мастерский курс.

Уже не слушая генерального, ставшего в позу прокурора, Алексей Абрамович вновь уставился в окно, где недавно наблюдал за цаплей. «Жестокая всё же птица, – думал он, отвлекая себя от неприятных мыслей. – Головка маленькая, мозгов мало, одно ненасытное брюхо». Он вспомнил фильм о пернатых. Орёл не съест жертву, не умертвив её. Да и другие хищные птицы тоже. Не церемонится одна лишь цапля. Он видел, как, давясь и мучаясь, цапля заглатывала огромного сома, как она ухватила за горло утёнка. Тот задыхался, дёргал лапками, она же в позе величественного памятника задумчиво держала его в клюве и не торопилась проглотить. Лишь через некоторое время всё ещё живого затолкала себе в узкое горло. Шеф-повара передёрнуло: «Акула пернатая!»

Алексей Абрамович стал машинально, как чётки, перебирать листы поэтического меню, которое ему вручили как вещественное доказательство. Генеральный монотонно читал заключение учредителей об увольнении, где говорилось о растрате, попустительстве и вследствие этого несоответствии занимаемой должности. На глаза шеф-повару попался лист со стихотворением и явно без описания рецепта:

Ему не страшно быть под колпаком,
поэт ножа он, да и маг шампура.
Иглой фехтуя, будто бы клинком,
он кормит и слугу, и самодура.
Как пред тарелкой супа все равны,
а повар здесь прямой законодатель,
так мир, с какой ни глянешь стороны,
им подведён под общий знаменатель.
Природой уготованная роль.
Она, природа, без еды сурова.
Какой король без повара – король?!
И для себя – ты первым делом повар.
Хочу – «суп герцога», хочу – тирамису,
нажарь крутоны

[16], пасту Карбонара[17].Волшебник, я возлюбленной снесу
карпаччо слайс[18] из жирного омара…Шкворчит сковорода, потеет гриль,
слезу роняет стейк свиной в духовке,
у овощей в борще царит кадриль,
и старта ждут у печи заготовки.
И если за любовь ко Dragon Dog[19]меня в Сибирь отправят по этапу,
я всё равно иначе б и не смог
пред белым колпаком не снять бы шляпу!

Дочитав его, Алексей Абрамович улыбнулся. «Что ж, – подумал он, – теперь придётся принять предложение ресторана „Мэрцишор“ в Бухаресте». Румыны давно и настойчиво приглашали его к себе.

Он отыскал подпись под стихотворением и прочитал имя – Александр Новиков.

Угон

Анатолий Шнайдер среднего роста грузноватый мужчина стоял в полной прострации возле палисадника небольшого частного дома. Изгородь палисадника была приблизительно шести метров, и в конце её – въезд в подвальный гараж. Шнайдер помнил, что машину он припарковал плотно к бордюру дороги, и она не должна была мешать движению. Однако на месте её не было.