Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Однако, вскоре после этого разговора Антреприза Михаила Козакова кардинально «сменила прописку»: пришли другие актеры, преобразились звучание и пафос спектаклей. Но отношение мастера к своей профессии, его творческая позиция не претерпели серьезных изменений.

Спектакль по пьесе Пауля Барда «Возможная встреча», впервые поставленный несколько лет назад в Израиле с участием Валентина Никулина (Бах) и бывшего актера Театра на Таганке Виктора Штернберга (слуга Шмидт), в московских реалиях преобразился: Баха играл Евгений Стеблов, а Шмидта — Анатолии Грачев. Роль Генделя неизменно оставалась за Козаковым.

Содержание пьесы представляет вымышленную историю о встрече двух великих композиторов Иоганна Себастьяна Баха и Георга Фридриха Генделя, встречи, которой в действительности никогда не было, но, по мнению историков, могла быть. Богатый и блистательный Гендель приезжает из Лондона в Лейпциг и приглашает на обед бедного и скромного музыканта Баха. Все это выглядит как ненамеренная импровизация, но оказывается, что поступок Генделя не случаен: оба они с ранних лет всю жизнь неотступно думают друг о друге, завидуют, ненавидят, а порой боготворят один другого.

За бурным каскадом блещущих горьким сарказмом и тонким юмором реплик, смешных выходок и трагических откровений, то решительно выступая на авансцену, а то вдруг замирая в тени кулис, но никогда, впрочем, на исчезая надолго, живет в спектакле еще одна важная тема, может быть, самая трудная в роли Генделя-Козакова — высокая цена признания художника на его Родине. Как выясняется, прославленный по всей Европе великий Гендель вернулся в маленький провинциальный Лейпциг в поисках признания своих заслуг соотечественниками… Вообразите, как слышался этот мотив в Тель-Авиве, в зале, переполненном людьми, отправившимися за тридевять земель в поисках счастья. Оправданием надежды и надеждой на оправдание! Такое признание могло бы показаться безвкусицей, игрой «поэта и толпы» в кошки-мышки… Но риск, как известно, дело благородное, особенно, когда он сопряжен с верным расчетом. Именно там, в «эмигрантском» контексте Тель-Авива ему нужен был такой оппонент в роли Баха, каким представал Никулин — задумчиво-ироничный интеллигент, с изрядной долей скептицизма воспринимающий все плебейские потуги маэстро из Лондона на безусловное первородство.

Иное дело в Москве… Здесь таких откровений не примут: скидок на олимовскую тоску-печаль не дождешься! «Что ж это ты, снова вернулся, снова на Родину и снова за признанием? Экий моветон!», — скажет зритель. Но будет неправ: ведь теперь Генделю «оппонирует» совсем другой Бах — Стеблов — старый фрондер и брюзга, который буквально топит в безысходности собственного патриотизма все вдруг поблекшие пассажи великого скитальца и «безродного космополита». Таким образом, новое «возвращение» обставлено у Козакова соответствующим случаю антуражем. Пройти по лезвию такого ножа и не сломать себе шею — это, воля ваша, стезя большого художника, умного человека, умелого мастера.

Второй спектакль, который представила Антреприза Михаила Казакова, был поставлен по пьесе Ноэля Кауарда «Невероятный сеанс» в жанре мистического фарса. Комедийность спектакля подчеркивал перевод с английского писателя-юмориста Михаила Мишина, а также участие в нем, кроме самого Козакова (Чарльз), таких блистательных комедийных актрис, как Татьяна Догилева (Эльвира) и Инна Ульянова (Мадам Аркати).

Во время одного из спиритических сеансов, который ради потехи устраивает преуспевающий писатель Чарльз, в нормальную английскую семью из потустороннего мира является давно усопшая жена Чарльза Эльвира и вступает в острое соперничество с его нынешней супругой Рут (артистка Татьяна Кравченко). Задача Эльвиры жестока, но проста: очаровать и уморить Чарльза, а потом навечно увести с собой в обетованные небеса. По нелепой случайности в мир иной отправляется ее соперница Рут, и вот теперь оба призрака его бывших суженых дружно объявляются в доме писателя…

Если бы эта комедия просто представляла смешную историю об одураченном муже, тогда московская публика, сперва вдоволь навеселившись, а потом с недоумением пожав плечами, вскоре стала бы обходить козаковскую антрепризу стороной. Прекрасная режиссура, искрометный актерский ансамбль, остроумный текст — все это очень мило, но в Москве видали и не такое.