Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Таким образом, Фильцер и его коллеги считали критерием еврейскости происхождение художника (возможно, мнимое: «считал себя евреем»), а также тематику произведения.

Еще проще, по Фильцеру: «Еврейское искусство — это работы еврейских художников на еврейскую тематику».

Фильцер и его окружение определили промежуток времени, который преимущественно должен их интересовать, а также несколько тем и сюжетов, которые можно было бы считать еврейскими в последней четверти XX века после нескольких десятилетий большевистской политики «выжженной земли» по отношению к еврейской культуре:

1) Тора, Талмуд, еврейская традиция и история;

2) народные песни, сказки, вообще, фольклор;

3) иллюстрации к произведениям классиков еврейской литературы на идиш, а также современных писателей на идиш или даже на русском, если они о евреях;

4) еврейские портреты, натюрморты, экслибрисы, театральные декорации, костюмы;

5) все, что связано с Катастрофой…

Фильцер отмечает: почти все, как в изобразительном и прикладном искусстве всех народов. За исключением, Катастрофы, конечно, как феномена, обладающего совершенно определенной спецификой. И еще. «Из изобразительного ряда практически исчез, обычно присутствующий в работах художников предшествующего периода пейзаж. Нет у нас теперь ни шумных базаров, ни маленьких лавочек, ни кривых улочек, ни живописных местечек, ни украшающих их деревянных или каменных батей-кнессет (синагог — Л.Г.). А вместо многолюдных живых общин остались пока еще разбросанные по разным отдаленным окраинам и медленно тонущие в океане времени кладбища».

* * *

В измайловскую квартиру-музей Фильцера я попал случайно — в 1989 или 1990 году. Меня пригласил Олег Фирер, художник из Красноярска, картины которого, среди прочих, находились в коллекции музея. Сегодня Олег живет в Израиле и вместе с другими израильскими мастерами участвует в проектах Фильцера. Экспозиция музея произвела на меня заметное впечатление и открыла передо мной проблему, о которой прежде я никогда не задумывался… Впоследствии, уже в середине 90-х, мне пришлось более детально заняться феноменом еврейского изобразительного после знакомства и возникшей дружбой с художником и писателем-эссеистом Славой Полищуком, ныне живущим в Нью-Йорке. И особенно — в период моей работы в «Сохнуте» с Диной Рубиной и ее мужем, замечательным израильским художником Борисом Карафеловым, организаторами нескольких семинаров по проблемам современного изобразительного искусства с участием российских и израильских мастеров и искусствоведов. (Кстати, Слава и Борис по сей день участвуют в проектах Фильцера).

2

Сохранились мои записи об одном из таких семинаров, который прошел в 2001 году в Москве с участием художников, литераторов и искусствоведов из Израиля и России.

«Существует ли еврейское искусство? И если все-таки существует, то можно ли хотя бы в общих чертах определить контуры этого явления?» — так обозначили организаторы главную тему семинара.

Инициатор проекта Борис Карафелов еще более точно сформулировал суть проблемы: «Обычно, когда мы говорим о какой-то национальной школе, то имеем в виду определенную страну; географические параметры в изобразительном искусстве очень важны: они определяют визуальный ряд, пространственные связи и многое другое. Евреи же долгие века жили среди разных народов. Кроме того, в еврейской традиции всегда существовали ограничения в изображении некоторых объектов. На протяжении XIX и XX веков художники еврейского происхождения активно участвовали в мировом художественном процессе. Можно ли найти в их творчестве нечто, что отличало бы их от других рядом стоящих мастеров? Или вообще не стоит заниматься этими поисками? Марк Шагал, например, бесспорно связан фольклорно с еврейской традицией. Но можно ли его определенно идентифицировать как еврейского художника? Или речь идет о представителе мирового авангарда, вышедшем из еврейской среды? Вообще, что представляет собой национальное искусство сегодня, когда постмодернизм стал явлением всеобщим? И наконец, проблема израильского искусства: в какой мере оно продолжает традиционное еврейское искусство, а в какой находится в контексте общемирового художественного процесса?».

Александр Окунь (Израиль), художник

«Проблемы национального искусства в еврейском контексте».

Несмотря на сдержанный тон, его выступление носило определенно провокативный характер. С фактами и слайдами в руках он убежденно и мотивированно доказывал, что национальное искусство, если и существует, то лишь в виде каких-то эмоциональных всполохов в творчестве отдельных художников и художественных групп, а вообще-то искусство по своему существу всемирно. «Я не знаю, — говорил Окунь, — насколько сегодня в период интернета вообще возможна национальная школа. Не исключено, что вскоре все наши разговоры о национальном искусстве будут просто смешны и неактуальны».

Юрий Злотников (Россия), художник

«Ассимилируются ли еврейские художники?»