Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Театральная студия при Московском ГОСЕТе находилась в Столешниковом переулке. Очаровательная, прелестная студия… Сейчас там расположена какая-то контора. Когда в последние годы я проходил мимо нашего дома в Столешниковом, сердце у меня сжималось… В наше время там работали великолепные педагоги — не только из Еврейского театра, но и из ГИТИСа, из Щепкинского училища. На наших вечерах собирались студенты всех театральных вузов Москвы — у нас учились очень красивые девушки. Всегда было полно народу, казалось, негде продохнуть в крошечных комнатах.

Первая встреча Лямпе с Соломоном Михоэлсом состоялась во время курсового показа оперетты А. Гольдфадена «Шмендрик». Григорий играл сразу несколько ролей и по ходу спектакля неоднократно менял костюмы. Руководил постановкой «щепкинец» А. И. Благонравов, из «стариков». Он придумал Григорию этакий формалистический грим «а-ля Михоэлс» — брови в разные стороны, рот сбоку, борода какая-то зеленоватая…

Когда я узнал, что на спектакле присутствует Михоэлс, у меня затряслись ноги и руки — я страшно волновался. Но поскольку у меня была главная роль, я весь ушел в работу и вскоре обо всем забыл.

И только в конце спектакля… Есть там такие слова — «мазл тов!». Так вот, я говорю «мазл тов!» и вдруг вижу в зале Михоэлса. Получилось так, словно я ему это сказал…

А у него оба глаза смотрели немножко по-разному: один глаз прищуренный — он как бы говорил: «Ну что ж, покажи, на что ты способен!»; а другой… улыбающийся, если он был доволен, или вдруг, наоборот, грозный, если ему что-то не нравилось. А тут я увидел, что оба его глаза улыбались. Это был хороший знак! Потом мне сказали, что ему очень понравилась моя работа.

Уже на 4-м курсе, — это был 1946/47-й учебный год — до Григория дошло печальное известие: врачи запретили В. Зускину играть роль Бадхена в спектакле «Фрейлехс». Каково же было его удивление, когда он узнал, что великий мастер выбрал его, безусого студента Гришу Лямпе, себе на замену!

Григория вызвал Михоэлс и предложил попробовать. Тот страшно испугался и принялся изо всех сил отнекиваться: мол, ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Тогда Михоэлс подвел итог разговору: «Я и сам знаю, что не выйдет… Попробуй!»

Для дипломного спектакля в театральной студии Московского ГОСЕТа была выбрана инсценировка романа Александра Фадеева «Молодая гвардия». Григорию Лямпе поручили роль… Олега Кошевого.

Любопытно, что в это же время, параллельно с «госетовской» студией, во вгиковской мастерской Сергея Герасимова кипела работа над «Молодогвардейцами»; перенесенная затем на экран и сохранившая актерский костяк, картина Герасимова вскоре стала классикой советского кино. «Это было мое поколение», — вспоминал Г. Лямпе.

Нечего и говорить, что по первому впечатлению Григорий весьма мало отвечал расхожим представлениям о героическом Олеге. Однако дело сделало: ему оттянули нос, слегка подрумянили, надели парик блондина… И все же Григорий чувствовал себя так, будто надел чужой, не по росту костюм. Он был актером другого темперамента, иной энергетики. После спектакля у него было полное ощущение провала.

В панике бежав из театра, он несколько часов бродил по Москве и, наконец, чуть не плача, явился к своему любимому педагогу А. В. Азарх. «Я провалился, я не понравился Михоэлсу», — стонал Григорий. «Что ты! — возразила Александра Вениаминовна, — Михоэлс сказал, что ты орел!»

Зря Григорий загодя посыпал голову пеплом: спектакль удался, хотя и носил он скорее камерный, чем эпико-героический характер; и роль Олега Кошевого оставила в душе Григория Лямпе свой след… Не тот ли самый след, по которому несколько лет спустя он пришел на русскую сцену?

Но теперь… его приняли в Московский Государственный Еврейский театр!