Время Сигизмунда

Оттуда я вновь вернулся в Испанию — и случилось мне ехать через Гранаду, бывшую столицу мавританских королей, где славные здания, возведённые рукой неверных, удивляют почти волшебной красотой. Проведя там несколько дней, под вечер я выехал из города в дальнейшее путешествие. Чуть только мы с погонщиком остановились в лесу на отдых, когда я увидел значительную кавалькаду моих знакомых, которые мчались за мной, желая ещё задержать меня для приятельского застолья. Однако из-за спешки я не мог больше времени провести с ними, и даже не хотел быть узнанным. Поэтому, закрыв лицо плащом, я притворился слугой, слуге же велел быть господином, и так эта молодёжь меня миновала, только взглянув на меня. Прежде чем, отдохнув, и я пустился в дорогу, подумал, что, может, будет лучше остальной путь проделать слугой, а Целиуша сделать господином. Ибо Целиуш ххорошо знал языки и традиции разных земель, с грубыми и простыми людьми отлично мог контактировать.

Переодевшись в соответствии с этой идеей, мы въехали в горы, которые тянуться за Гранадой; они называются Сьерра Невада, их верхушку покрывает вечный снег и лёд, откуда даже летом для охлаждения воды бедные люди свозят в города глыбы льда.

Мы как раз наткнулись на глубокий ручей и половодье в лощине. Я спрашиваю перевозчика: „Можно ли через него пройти?“ Молчит. Я спросил его второй раз: „Проплывут ли мулы?“ Он только покачивает головой и показывает, что это будет трудно. Я тогда всовываю ему в руку серебряную монету, чтобы он поехал проверить. Он поехал на одном муле. Пока мы ещё около берега пробовали и договаривались, наступила ночь, но, к счастью, была луна и ясно светила, как специально. Проводник был уже на другой стороне и звал нас, чтобы плыли за ним. Тогда я направил к воде своего мула, но он не хотел идти, я начал его бить — он просто стоит, как говорится, упрямый осёл, слуги начали бить его палками, но и это ничуть не помогало. Между тем проводник с другого берега кричит, чтобы мы плыли быстрей, потому что на нас могут напасть бродящие мавры и убить. А мул так и не хочет идти в воду. Тогда Целиуш, который играл роль пана, пробует сдвинуть своего мула, не пойдёт ли за ним и мой легче? Он загнал его в воду, но сразу у берега погрузился, упал с седла, так что его совсем было не видно, и только его мул выплыл на верх, потому что вода его вынесла, и мы видели, как он плыл, неся на спине мою шкатулку с морским котиком, которого я из любопытства вёз в наши края.

Когда это происходит, а я очень переживаю за Целиуша, прибежал какой-то сброд с факелами. Этот бурный поток, идущий с гор, немного сошёл, стали искать слугу, но не нашли, нашли только мула, которого унесло течение и прибил к одному дереву у берега.

Затем, собрав, что осталось с той несчастной переправы, мы с этими холопами отправились в город, где была харчевня. Тогда сразу разошлась информация, что утонул какой-то иностранный господин, от которого остались только слуги (потому что я, как вы знаете, был одет слугой). Старшина той деревни начал меня интриговать, отобрав все вещи, узелки и драгоценности и что только было со мной. Той ночью меня держали под стражей, а на следующий день, собрав своих людей, пошли искать утопленника. Целиуша нашли далеко от того места, а с ним узелки с моей дорогой одеждой и упряжью для коней, также на нём одежду с золотом, несколько колец на его пальцах, другие в кармане. Пошли спрашивать погонщика мулов, который сказал, как знал, что тот был пан, а мы слуги.

Тогда старшина этой деревни всю клевету возложил на нас, что мы специально утопили своего господина, и угрожал нас всех убить.

Я очень настойчиво его просил, чтобы послали за доказательствами к губернатору, до которого было только две мили, но этого он не хотел сделать, потому что там такой обычай, что каждый себе господин. Меня вместе с людьми посадили в колодки. Это было, если не ошибаюсь, в среду, так что я и четверг провёл в строгом заключении, и я хорошо понял, что тот старший специально хочет нас убить, чтобы забрать узелки с дорогими вещами, потому что, когда мы обращались к нему по-испански, он даже не хотел нас понять.

Я там уже поручил себя Богу и Его Пресвятой Матере, всю ночь не спал, очень беспокоился, вспоминая о своём родителе и доме, думая, что тут, на чужой земле, придёться умереть, не благородной смертью, а смертью разбойников, предателей, мужланов. Моя голова горела от беспокойства. У меня не было никакой надежды.