Владимир Легойда:
Последней простой и десятилетиями работавшей мотивацией – не будем кривить душой – были деньги. Заработать, чтобы накормить семью, купить машину, поехать на море, за границу. Одна моя добрая знакомая недавно посетовала: я пахала как вол, чтобы купить юбку за тысячу евро и иметь возможность останавливаться в дорогих отелях. А сегодня молодые сотрудники ее компании не готовы так работать. В Париж поедут по самым дешевым билетам, поживут в хостеле, но в 7 часов уйдут с работы, потому что у них билеты на концерт.Или волонтерить пойдут.
Владимир Легойда:
Да. Это менее «материальное» поколение. И оно очень интересно для Церкви. Хотя есть одна проблема – им самим все быстро становится неинтересно. Знакомый жалуется: приходит на работу молодой человек с горящими глазами, а через три месяца говорит: «Я ошибся в профессии». И это не единичный случай. Проектное мышление, проектное поведение: сделал один проект, переключился на другой. Тогда интересно.Борис Добродеев, глава Mail.Ru Group, недавно говорил мне, что главный мотиватор его сотрудников сегодня – не авторитет, не финансы, но интерес. Если, скажем, айтишнику интересно, то и обед ему не обед, и отдых не отдых, и зарплата не зарплата – он будет работать, и все.
А Евангелие и Церковь это зона интересного?
Владимир Легойда:
Мне кажется, самого интересного. Но это зона глубинного интереса. Но ему мешает проявиться набор фейсбучно-инстаграмовских клише о том, что такое Церковь. Через эти окаменелости молодым часто трудно пробиться.Об идеале
Владимир Легойда:
Мне кажется, что, с одной стороны, это здорово и правильно, что многие, в том числе и критики Церкви, судят о ней по законам идеала и требуют от нее идеальности. Если нам Евангелие говорит: «Вы – соль земли» и «Будьте святы, потому что Я свят», то мы не можем же этого отменить. Поэтому нравственная чистота, которую предполагает Евангелие, безусловно, есть как обозначенный идеал.И было бы странно, если бы мы пытались сказать: ну она как бы есть и ее как бы нет, она, в общем, не для нас. Нравственная чистота в идеале возносится Евангелием на некую непостижимую высоту – это факт. И мы с этим ничего не можем сделать. Я недавно с одной своей гостьей в «Парсуне» рассуждал, что я вот читаю Евангелие все время с самоукорением. Читаю Нагорную проповедь и себя там не вижу. Вот люди, которым заповедано блаженство, а я себя там не нахожу. Не приближаюсь к кругу людей, которые названы в Евангелии блаженными, – ни к кротким, ни к нищим духом. Но это самоукорение, и оно не значит, что мы должны отказаться от пути поиска совершенства, от пути святости. Я не раз говорил, что «Ну я же не святой!» – это в каком-то смысле отговорка плохого христианина. Оправдывать себя «уж простите, я не святой» не стоит – тебя ведь призвали именно к этому. Святость – это норма христианской жизни. Мы можем говорить о трудностях ее достижения, понятно, что в падшем мире это сложно, но это норма, это уровень нормальности. (В скобках оговорюсь, что святость в данном случае понимается как определенный уровень общения с Богом, а не имя, занесенное в святцы в результате официальной канонизации.)
И еще раз скажу о важности разделения церковной истины и авторитета Церкви. Авторитет Церкви в определенное время, в определенных кругах может быть выше-ниже, она может быть более и менее влиятельна. В свое время Августин пошел слушать проповеди Амвросия Медиоланского, потому что он был великим оратором, а не потому, что Августин принял решение послушать нравственные наставления христианского епископа. И я знаю людей, которые сегодня говорят, что слушают патриарха именно как человека с особым даром слова. Помню, в студенческие годы в институте нам говорил один преподаватель, что он – человек неверующий, но всегда смотрит «Слово пастыря» на Первом канале, потому что его удивляет, изумляет и потрясает, как тогда еще митрополит Кирилл может находить способы разговаривать с современным человеком о библейских смыслах и христианской истории.
А ожидание идеала не то чтобы становится проблемой, но когда ты перестаешь видеть истину, понимать, для чего это все… Я никогда не забуду, как в одном телеспоре оппонент настаивал: в Церкви все и так, и сяк, и везде перекосяк, а священнослужитель неожиданно спросил: «Как вы думаете, кто из нас знает больше о том, что происходит в Церкви: вы или я?» Честный оппонент ответил: «Ну, конечно, вы» – «Но я почему-то не ухожу из нее», – сказал священнослужитель. И это был очень хороший и сильный аргумент. Показывающий, что в Церкви есть нечто, что держит тебя, вне зависимости от недостатков ее членов.
Марина Андреевна Журинская об этом писала в одном из своих последних текстов, когда поднималась новая антицерковная волна: «Как не понимают эти критики, что, даже если в Церкви останется один батюшка, пьяница и нечистый на руку, я все равно буду рядом с ним».