Все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы в дожде (СИ)

— Поставь-ка что-нибудь, пока я дом проверю.

— Может, вы сядете, а этим я займусь?

— Иди в жопу со своим синдромом мамочки, Коннор, — лейтенант Андерсон говорит возмущённо, но на лице у него прежняя улыбка. — Сам справлюсь.

— Я почти уверен, что врач предписал вам поменьше ходить.

Постельный режим на неделю, пока ускоренная регенерация не завершится.

— Вернее, я знаю, что врач вам предписал ещё минимум день постельного режима.

— Что, теперь во всю пользуешься благами диода? Не полагайся только на них слишком сильно, договорились?

Коннор поднимает руку с отставленным мизинцем. Этому жесту его тоже научил лейтенант Андерсон.

— Договорились.

— Только мизинцами мирятся, Коннор, — смеётся лейтенант Андерсон. — А не обещания дают.

— А вы что, решили, что раз вас будут переводить в Академию преподавать, то можно занудой быть?

— От зануды слышу, Коннор. Я всё ещё жду музыку, кстати.

Лейтенант Андерсон скрывается в соседней комнате, а Коннор садится на корточки и начинает перебирать пластинки в сундуках.

За пять лет, что они вместе работают, Коннор бывал у лейтенанта Андерсона в гостях почти полторы тысячи раз, и столько же раз изучал коллекцию его пластинок и книжный шкаф. В этой квартире он чувствует себя ребёнком, который дорвался до магазина игрушек.

Здесь у него всегда есть выбор.

Коннор вылавливает потрёпанный картонный конверт с красно-жёлтым градиентом — Millionime группы The Platters. Задерживает на ней взгляд всего на долю секунды, и тут же получает историческую справку:

Мини-альбом, примечательный в первую очередь перепевкой песни Sixteen Tons Мёрла Тревиса (статус: мёртв). Выпущен в 1957 году студией Mercury.

Коннор трёт глаза — подсказка эта была ему совсем не нужна, но, похоже, пока диод не настроится, сканировать он будет все подряд. Коннор поднимается, достаёт пластинку и кладёт её на опорный диск.

— Что ты выбрал? — кричит из соседней комнаты лейтенант Андерсон.

— Сейчас все услышите, — отзывается Коннор. Задаёт скорость воспроизведения, опускает тонарм и прибавляет громкость.

Коннор вздыхает, выпрямляясь, пластинка тихо потрескивает, и комната наполняется гитарной музыкой и голосом Герберта Рида.

— Ага, значит снова она, — лейтенант Андерсон возвращается — без куртки, зато с двумя стаканами и бутылкой в руке. Сумо спешит следом, шлёпая огромными лапами по полу. — Создал людей из грязи как-то Господь, но глину обратил в добротную плоть, — подпевает лейтенант Андерсон, постукивая тростью. Коннор подхватывает:

— Добротная плоть им была создана, она бывает слабой и бывает сильна.

Он наконец снимает куртку и бросает её в кресло, а потом садится и сам.

— Понятия не имею, почему ты в таком восторге от этой песни.

— Не знаю. Она такая… душевная.

— Душевная, ха, — лейтенант Андерсон ставит стаканы на стол, разливает по ним бренди и садится в кресло напротив. Сумо тут же устраивается у хозяина в ногах, печально посматривая на Коннора. — Давай, ты пересказал мне материалы дела, теперь я хочу послушать твои соображения.

— Информации практически нет. Маркус поднял восстание, а его досье выглядит как короткий некролог: жил, родился, умер. С Норт ещё хуже, — Коннор разводит руками. — Записи с камер не дают никакой информации. Записи теста на стабильность тоже бесполезны. Разве что письмо Камски может прийтись кстати. И я не понимаю, почему так.

— А ты сам много в отчёты записывал после инфильтрации?

Коннор качает головой:

— А что записывать? Модель такая-то, девиацию проявил так-то, инфильтрирован.

— Вот именно. С Маркусом было точно так же. Индивидуальный заказ, передан в Центр бездомных андроидов. Стал девиантом, поднял восстание, сбежал. Скорее всего Департамент просто рассчитывал больше о нем никогда не услышать.

— Но это глупо. Они отпустили преступника. И им стоило сделать все возможное, чтобы его изучить. Если такие досье собирают на всех пропавших девиантов, то я не понимаю, как с этим работать.

— Обычно Бегущие ориентируются на характеристики модели. Скажем, AX400 крепкая, в ней достаточно силы, чтобы передвинуть кресло, но что-то потяжелее — это уже не к ней. Она находит потайные лазейки, может обеспечить тепло и питание, а ещё она влагоустойчивая. Но плохо бегает, не может рассчитать стратегию. Она хранительница очага, а не воин.

— В таком случае Маркус ничем не лучше.

— Маркус был сделан на заказ. И воспитывался на Макиавелли и Юлии Цезаре. Смекаешь, что я пытаюсь до тебя донести?

Коннор задумчиво трёт подбородок. Заглядывает в файлы Маркуса, и снова смотрит на письмо Камски.

— Думаете, Камски мог сделать его обучаемым?

— Не думаю. Знаю. Карл Манфред очень долго выступал против использования андроидов, он считал их бездушными машинами. Потом он попал в аварию и оказался в инвалидном кресле…

Коннор обращается к системе и получает справку — подборки новостей об аварии, фотографии развороченной машины, пресс-релизы КиберЛайфа с соболезнованиями и обещаниями помочь.

— Это во всех новостях было, — говорит он, глядя перед собой. — Камски сделал ему андроида-помощника.