Все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы в дожде (СИ)

Коннор вызывает машину, размешивая стевию в кофе. Сахар закончился вечером, и покупка его тут же оказалась в списке дел на сегодня. Он потягивает кофе, замерев у окна, снова глядя на пустую улицу.

Служебная машина прибыла.

Время выезжать в участок.

— Да что ты говоришь, — отзывается Коннор. Выплёскивает остатки кофе в раковину, хватает куртку с вешалки и спешит к лифту.

*

Им обоим нужно в участок. Лейтенанту Андерсону — на встречу с капитаном Фоулером, а Коннору — чтобы получить оставшуюся полагающуюся ему экипировку: табельный пистолет, новую форменную куртку (а старую сдать), наручники, шокер и портупею из искусственной кожи.

Лейтенант Андерсон выходит минут через десять. В песочном плаще вместо куртки Бегущего, и все такой же хромой, как и вчера. Подлатали его, может, и хорошо, но заживёт нога ещё не скоро. Он чертыхается, спускаясь по лестнице.

— Я больше не лейтенант, — начал он, подходя к машине. — Вернее, звание-то мне оставили, но я официально теперь в преподавательском составе.

— Так вы теперь профессор Андерсон?

— Что-то вроде, — Лейтенант Андерсон — нет, Хэнк, пора привыкнуть его называть так — постепенно обходит машину.

— И что вы будете преподавать?

— Предмет «Как поймать беглого девианта так, чтобы он не откусил тебе жопу» одному глупому мальчишке.

— А, — Коннор едва сдерживает улыбку. Разворачивается, открывает дверь и садится в машину. Хэнк тяжело опускается следом.

— Кстати, оружие мне больше по правилам не полагается, — Хэнк пристёгивается. — Но мой револьвер всегда со мной.

— Вы мне настолько не доверяете, Хэнк?

— Я настолько хочу, чтобы твоя жопа всегда была прикрыта, Коннор. Гони уже давай, пока там последние улики не присыпало пылью.

Коннор кивает и трогает машину с места.

*

Квартира Карла Манфреда — конечно же — расположена в самом дорогом районе города и стоит целое состояние. Она занимает два последних этажа пирамиды «Аполлон», и последние пять лет пустует.

«Аполлон» — это маленький город внутри города. За прозрачными дверями разбит целый парк с аккуратно подстриженными деревьями, кустами и пронзительно-зелёной травой. Тропинка ко входу в жилой комплекс выложена красной галькой, которая хрустит под ногами, на деревьях поют самые настоящие птицы, а в земле копаются настоящие лесные звери, каждый из которых ценнее, наверное, всего остального города. И небо — здесь есть небо. Вся пирамида закрыта от внешнего мира экранами, транслирующими круглосуточно картинку — голубой небосвод в белых кудрявых облаках днём и темно-синий, испещрённый звёздами, ночью.

Воздух здесь свежий. Не такой, как лесной воздух во снах Коннора, но намного чище городского, и кажется, что пока им дышишь, становишься счастливее.

Коннор, не стесняясь, осматривается по сторонам, внимательно читает всплывающие подсказки. Хэнк наоборот, похоже, не заинтересован в малиновках и белках.

— Ты как маленький ребёнок, — замечает он.

— Я вдруг понял, что я ни разу тут не был. Ни просто так, ни на инфильтрации. А вы, Хэнк?

— Я был. Ещё когда был Искателем. У одного парня, который тогда на Камски работал и проектировал глаза для андроидов, был нелегальный секс-андроид. Он её прятал в потайном отделении в шкафу и выпускал, когда жены не было. Лупил её и трахал, трахал и лупил. Видимо, стресс копился, выплеснуть его, учитывая, что она в коробке все время сидела, было некуда. И она задушила хозяина. Испугалась того, что сделала, спряталась в свою коробку, — Хэнк прокашливается, когда Коннор притормаживает, чтобы посмотреть на искусственный водопад. — Труп нашла жена. Она позвонила в полицию, полиция не обнаружила следов присутствия человека.

— И они обратились в Департамент. Значит, вы её искали?

— Искал. И нашёл. И ты даже представить себе не можешь, как мне хотелось её отпустить. Я тогда был даже младше, чем ты сейчас.

Коннор переводит взгляд на Хэнка, задумчиво рассматривая его лицо. Замечает, как сведены его брови — уголки смотрят не вниз, а вверх. Не злость, а печаль.

— Я себя убедил, что если её не инфильтрировать, она попадёт к кому похуже. И будет страдать.

— И убеждаете себя в этом каждый раз.

— Больше не нужно, не правда ли? — Хэнк ухмыляется и закидывает голову. — Теперь только о прошлом остаётся сожалеть.

Жилой комплекс сияет — стекло тонированное, и снаружи невозможно увидеть ничего, кроме отражения парка и нарисованного экранного неба, а металлическая конструкция выкрашена золотой краской.

К дверям в комплекс ведёт длинная лестница.

— Люди раньше такое будущее представляли, — говорит Коннор. — Замкнутые города на обломках старого мира.

— Было такое, — соглашается Хэнк. — Похоже, не так уж они и ошиблись.

— Все равно всё было как-то…

— Романтизированно. Я знаю.

Они поднимаются по лестнице — с перерывами — через разъезжающиеся двери попадают внутрь, и Коннор удивлённо выгибает брови.

Обстановка поражает роскошью — дерево и бархат на стенах, мрамор и ковры на полу, переливающийся хрусталь на потолке.

— Одна эта люстра стоит столько, что можно было бы в загрязнённом квартале наладить воздухоочистку, — замечает Коннор.

— Да. Но кому эту люстру продавать?