Мы живём под собой
Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны...
(О. Мандельштам)
Мы за собой не чувствуем вины.
И злак не выбирает, где расти бы.
Рождённый зеком, избиратель выбыл,
На зоне корни зла освящены:
Единый Бог - едины кум и власть,
Едины люд и пуповина лона,
Аминь к псалмам-приказам на амвонах,
И всё тесней над ними купола.
Мы над собою чувствуем резак
Сакральный, вечный, сабельно занесен.
Течёт, густея, опиумность песен
По маковкам, как мутная слеза.
Поёшь ли ты и пляшешь на гробах,
Мила ли шее лона пуповина?
По капле выжимает половину,
Кто в зеркале узнал полураба.
Его стихам не душно в рюкзаках -
Не тем, в которых про духовность пишут,
Чем люди дышат; их вертеть, как дышло,
На ладан не задышится пока.
Мы за собой не узнаём себя -
За нами изменили день вчерашний,
И радуемся подвигам в шарашках,
И под собой живём, себя гнобя.
Мысли-кони
Города,
деревни,
веси,
глушь твоя...
Сколько там разрозненных Россий!
Все себе вымаливают лучшую.
Общую для всех бы попросить.
Много правд, a нет единой пристани -
Плавают у разных берегов.
Не "Карай врагов!" - молиться б истово,
Попросить бы жизни без врагов.
Мысли-кони скачут, норовистые,
Вдоль трибун. Им грезится во сне
Та трава, что всем одна, как истина,
А не сено к сёдлам на спине.
На безглаголье
Мороз по птицам - влёт
На поражение.
Карась - пятном сквозь лёд.
Глагол - движение.
А минусом тире
Температурное -
Уловка в декабре
Литературная.
Лягушке лёд для сна -
Царевне спящей, а
Недвижимость... Она -
Гроб подлежащему.
Что чуду камни губ,
Когда те - синие?
Во льду, во сне, в снегу
Россия вся.
Ты лучше сна, весна!
Залогом женственна.
Глагол важнее сна,
Глагол - движение.
На золото наступит серебро
На золото наступит серебро,
И медный март, как зелени глашатай.
Строчит кинематограф и перо,
Теченья лет и воздуха мешая.
С почти что голых крон ещё летят,
Как кадры, листья позднего сеанса,
Проектор всё трещит, кино вертя
Не в зале, а в незамкнутом пространстве,
Где низкий дым листвы и сигарет
С одним из многих серого оттенков
Свой стелeт плед, чтоб двое в ноябре,
В объятии исчезли совершенно.
В плаще, промокшем, дымчатом - в плаще
С плечами, под дождём темнее кепки,
Так хочется от серости вообще
Укрыться в светлой теплоте опеки.
Душою гол, от холода обвил
Руками наготу, и письма в осень
С начала жизни до конца любви
Летят, оставив в кронах прочерк, просинь,
Без адреса; в конвертах запершись,
Доставкой не обременят услуги.
Сожгите их! Пусть в горле запершит
От дыма, пусть сердца найдут друг друга -
Одни, не зная, ждут чего ещё,
К почтовому работнику летят, а
Другие, под сереющим плащом,
Всё пишут в осень, но без адресата.
На круги своя
Он православен, но куда же денешь
Её глазные щёлки колдовства?
Был громок поп: "Ни за какие деньги!"
Потом он сумму шёпотом назвал.
Гражданский брак во много раз дешевле,
Не расползётся сплетнями молва,
Но вместо "Да!" для галстука на шее,
Жених такое высказал про власть!
Бежать! Через Манчьжурию к Даньдуну.
Надёжны внуки тех проводников -
Спасавших русских, с картой не колдуя,
Без GPS'а обходясь легко.
В Шанхай - по морю, хворому желтухой -
Где кладбища с крестами без берёз,
Но кровь свечой и в Азии не тухнет.
Глаза раскосы, лик порой курнос.
Желаю вам в любви семью утроить!
Не дом - держава, прошлое - не дом.
Есть дом Любовь. И начинайте строить.
Нова земля. На той, где жили до,
Всё правит Швондер с хором полуночным,
И скоро как столетие - с утра
Всe Шариковы писают в песочник,
Кирзу с когтями над страной задрав.
***
Когда-нибудь и где-нибудь у моря
Найду ваш ресторан и полюблю.
Жена - у кассы, муж - на кухне, спорый.
Китайский привкус православных блюд.
На шее - долг
На шее - долг. Не мягкий бант, а жесть;
Для живописцев нет теснее студий
В просторных робах, чем тот мир, где люди,
Как петли, давят на кадык уже.
Пишу живых - выходит натюрморт,
Где овощей подгнившая безмозглость.
Цветы и фрукты под букетом мог бы,
Но то ли не дано, то ли не смог.
Портреты жертв из города, села
С семнадцатого по тридцать девятый.
Мои пейзажи танками измяты
С игрой теней и лиц, добра и зла.
Уже и кобальт, и ультрамарин
Готовил к небу, в масле растирая,
Но к саже с кровью для картины рая
Холсты наземный день приговорил.
Пишу не с неба, но не с потолка,
Пускай по мощи - не Большая Берта.
Повержены бывают на мольбертах
Не крепости, но средние века.
Надежде C.
Не дослужив до матери по званью,
Недопила любовь и детский смех.
Тебе к лицу и жизнь, и вышиванка,
А ты, как платье, примеряешь смерть.
Не изменяй одежд, дабы собою
Не увеличить кладбище надежд.
Оно поменьше кладбища любовей
И вер, но расширяет свой предел.
И бабочка, и пуля из нагана.
Полет, росу не отрекайся пить.
В отставку может отправляться Жанна,
Но ты в святые к ней не торопись.
А если вдруг останешься одна и
Решишь из клетки выпорхнуть, уснув,
То встану рядом (ты и не узнаешь) -
Проклясть навек бездушную весну.
Нас мало, но мы...
Строка - полоской синей, чёрной,
Листа белеет полотно,
Строфа - тельняшка, что почётна.
И мы орём: "Нас мало, но..."
Ах, нам бы море с небом синим,
Но темень прёт. Закат в огне.
Орём: "За нами - вся Россия!"
Но если нет?
Тогда не будет красной краской
Она и смерть нам малевать.
И мы уйдём, черны, напрасны,
авторов Коллектив , Владимир Николаевич Носков , Владимир Федорович Иванов , Вячеслав Алексеевич Богданов , Нина Васильевна Пикулева , Светлана Викторовна Томских , Светлана Ивановна Миронова
Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Поэзия / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия