Все зеркало

Мне повезло попасть на Йе, узнать всё с самого начала, и потому то, что случилось в конце, представляется справедливым. Наверное. Не знаю. Да и толку, теперь не до этого. И мне, и всем остальным. Но начало было просто отпадным. Перед закатом пять ангелов пропели осанну, а после просыпали над моей головой по щедрой горсти благословений. По курсу одна горсть – штука евро. Итого пять штук. Неплохо, совсем неплохо.

Посредником между мной и ангелами выступил некто Менаж, дворецкий в частном замке на острове Йе. Мы с ним знакомы с тех пор, как я обустроил свадьбу его дочери, заменив разом и ди-джея, и свадебного фотографа, потому что настоящие ди-джей с фотографом накурились какой-то дряни и могли разве что хвататься за голову, распухшую от тумана, который там образовался. Я тогда был мальчиком на подхвате в прибрежном заведении в Ля-Рошели, которому доверили управляться с караоке-залом. И когда в заведении должна была состояться праздничная вечеринка, рядом не нашлось никого более подходящего. В общем, оказался в нужное время в нужном месте. Хорошо иметь в знакомых пушера, который согласится впарить двум неудачникам какой-то жуткой травы…

С тех пор мы с Менажем друзья. Он старше лет на сорок, у него всегда водятся деньги, но ни на что совершенно не хватает времени. У меня всё с точностью до наоборот. Получить работу в замке, что располагался на Йе, мне не светило, тут уж не моя вина. Пряча глаза, Менаж говорил, что дело в возрасте, но я думаю, дело в генетике, потому что я, как всякий добропорядочный француз, родился в Марокко. Париж – столица Африки, заявил мой папашка, и принялся укладывать вещи. Потом случилось так, что мы не дошли даже до Кадиса, нашу лодку перехватил испанский патруль, и отца, и мать, и семью дяди Аббаса отправили обратно, в Касабланку. А у меня случился припадок. Вернее, я разжевал какую-то таблетку, что успел сунуть мне папаша, закатил глаза и чуть не захлебнулся пеной, что пошла изо рта. Патруль принял меня на борт, а после передал на другой борт, уже французский, чтобы там со мной смогли пообщаться врачи и какие-то доброхоты, что борются за права эмигрантов. В общем, не особо примечательная у меня биография. В Европе у многих такая, даже похлеще. Вначале я зацепился за миссию, что принимала нелегалов, тут мне помогли с документами, после перебрался на побережье, где начал вести самостоятельную жизнь. А потом познакомился с Менажем.

И вот я здесь, в замке на Йе. В кармане шуршала пачка новехоньких банкнот. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, мир волшебным и добрым, цвета заката – мазками великого художника, что рисует закаты каждый день. Только зря я сюда попал. Очень зря. Потому что иногда лучше совсем ничего не знать. Но тогда некому было бы рассказать, как закончилась вся наша история. Вся – это значит вся, наша – это значит наша, всех, кто живет на земле. И тут хоть головой об стену бейся, ничего уже не поможет, этим стенам триста лет. Да и чёрт с ними, со стенами. Не они же виноваты, мы сами.

Попал я на Йе почти по той же причине, по которой когда-то познакомился с Менажем. Спешно потребовался человек, который установил бы тут всякую аппаратуру в считанные часы. Что-то такое у них у всех случилось, и времени совсем не было, а тот, кто мог и должен был этим заняться, вышел в море на прогулочной яхте и отключил рацию. Молодец, в общем. И правильно! К черту рацию, когда на борту толпа красоток, текила и белое счастье, помогающее расстаться с купальниками и разумом. И пока он там кайфовал, обеспечив меня заработком, дела на Йе завертелись совсем уж нешуточные. В общем, Менаж не растерялся, вспомнил про меня. И ангелы пропели. Короче, машаллах!

Я видел и слышал. И всё, и всех. Президентов, политиков, владельцев корпораций, что разделили мир на сферы влияния. Это мне пояснял Менаж, которому нравилось тыкать пальцем в сторону каждого вновь прибывшего, будто бы так он сам становился значимей этих прибывших. Я уже знаком с этой привычкой и с этим убеждением Менажа, и других управляющих вроде него, которые думают, что только благодаря их старанию вертится мир, а вовсе не из-за расфуфыренных франтов с девятизначными цифрами на счетах. Я придерживался иного мнения, но держал его при себе. И потому внимательно слушал снисходительный шепот Менажа. Впрочем, часто он оказывался и с нотками раболепного восторга.

– Мистер Пальмерстон. Глава оружейной корпорации! Бог войны! А с ним Эрки Хейкинен, правая рука главы сталелитейного концерна. Прокатная сталь, броня для военных кораблей… Что-то затевается, Фредди, что-то затевается!

Он называл меня Фредди из-за сходства с лидером группы «Квин». Как по мне, так сходство не очень, но льстило. И в караоке я старался подражать манере исполнении именитого тезки. Выходило плохо. А вообще моё имя Фади. Вполне созвучно.