Он в коме. Врачи прячут и отводят взгляд. Сочувственно кивают головой и разводят руками – тут, мол, всякое может случиться.
Решили, что надо исключить опухолевый процесс в головном мозге. Для этого его надо везти на обследование из реанимации в другую часть здания. Это опасно для жизни, так как за него сейчас «дышит» аппарат, а в пути по извилистым коридорам это должен делать за него реаниматолог. Меня ставят об этом в известность, и я даю своё согласие.
Это был самый жуткий день в моей жизни.
«Мама, Вы приготовьтесь, у него везде трубочки. И не бросайтесь к нему в истерике». Бригада врачей вывозит его в кроватке из реанимации. Сейчас я его увижу. Я уже взяла себя в руки.
Вот он! Бледненький, даже голубенький, глазки закрыты. Его везут на лифте, а я бегу вниз по лестнице. На этаже открываю двери для прохода бригады. Ловлю взглядом каждую частичку его тела. Он подключен к аппарату. Врач сообщает пульс и дыхание. Пока всё в норме. Я иду за кроваткой в постоянной молитве: «Господи! Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!»
Вот он открыл глазки! Сыночек, я здесь, ну посмотри же на меня! Безразличный взгляд…
Когда же кончатся эти длинные, извилистые коридоры? Так неудобно на поворотах! Наконец-то мы доехали. Страшные минуты ожидания в коридоре!!!
Вот, его вывозят! Он порозовел, наверное, что-то случилось. Бригада катит кроватку бегом. «Апноэ!» – страшное слово, означающее остановку дыхания. «Дыши, миленький, дыши! Господи, помоги!» – я бегу за ними. Бег нарастает, я вырываюсь вперёд, чтобы открыть все двери, и в полусознании жму на кнопку вызова лифта. Он подъехал вовремя. Лифт – наверх, я – по лестнице. Сейчас его опять увезут туда, где я его не увижу.
Погоня за жизнью окончилась. Или это был бег от смерти? От смерти – за жизнью. Я не могу остановиться. Мне бы самой упасть и забыться. Нельзя…Крепко сжимаю пробирку с его кровью и несу на анализы из реанимации в лабораторию. Солнцем залиты длинные коридоры с низкими потолками. Я стремительно иду и ничего не вижу вокруг, думая только о нём.
«Вот она, его кровь, тёплая. Это кусочек его, это он. Я ощущаю твоё тепло, сыночек. Ты жив».
Для кого-то это может показаться бредом сумасшедшего. Да, я почти сумасшедшая. А разве нельзя сойти с ума, когда жизнь твоего ребёнка на волосок от смерти? Я готова обнять и целовать эту пробирку, ведь к сыну-то я прижаться не могу!