Всюду бегут дороги...(СИ)

— Коньяк, — Кедеэрн забрал фляжку. — Одно из лучших изобретений человечества. Согрелся?

— Нет, — Пак обнял его колени. — Я скучал по тебе, Эрни. Давай найдем какой-нибудь пустой холм и помиримся как следует.

— Все холмы закрыты, — Кедеэрн снял шерстяную куртку и накинул на него. — Я арендовал дом — тут, неподалеку.

— Ты живешь в человеческом доме?! И одежду их носишь? Неужели этот мир так сильно изменился?

— Ты не представляешь себе, насколько, — Кедеэрн сжал в ладонях его лицо. — Ох, Пак, и как это получается, что я не могу на тебя долго злиться?

— Ты что-то про дом говорил? — промурлыкал Пак.

Кедеэрн рывком поднялся, прижимая его к себе. Куртка слетела, он едва успел ее подхватить.

— Ты стал совсем легким.

— Ты тоже похудел. Трудно удерживать ореол?

— Про ореол забудь, — Кедеэрн шел быстро, но всё-таки шел, а не бежал, хотя очень хотелось. — Каждая кроха силы на счету. Проще притвориться человеком.

— С моими-то глазами?

— Можно носить очки с темными стеклами.

— Что это такое?

— Еще одно людское изобретение. Они много чего придумали, оставшись без магии. Кстати, а почему Подземелье не оскудело? Оно же связано с Землей.

— Я тебе сто раз объяснял! — Пак страдальчески закатил глаза. — Но ты же предпочитаешь не забивать себе голову метафизикой. Ну хорошо, давай совсем по-простому. Представь себе берег моря. В прилив его заливает. В отлив вода уходит, но в ямах она остается. Подземелье — такая яма. Есть и другие похожие миры. Но их немного.

— Ясно, — Кедеэрн ногой распахнул дверь в свое временное жилище.

Он не озаботился привести его в достойный вид, о чем сейчас пожалел. В хижине почти не было мебели — щербатый стол, треснувшая лавка и охапка тростника в углу, накрытая двумя одеялами. Пак поднял глаза к потемневшим стропилам. Потолка в хижине не было, крытая дерном крыша местами протекала.

— И долго нам здесь… притворяться людьми?

— До конца Йоля, — Кедеэрн опустил его на одеяла. — Потом уйдем на дороги. А потом… Что-нибудь придумаем. В Америке есть нетронутые леса. Помнишь, я тебе говорил про материк за морем? Я слышал, ирландские фэйри, кто не ушел в Подземелье, перебрались туда.

— Ты так и не отказался от своей идеи? Нет, Эрни, даже если ты прав, мне уже поздно начинать новую жизнь. Да и ты не сможешь тысячу лет делиться со мной силой. А раньше магия в этот мир не вернется.

— Смогу! — Кедеэрн сбросил сапоги и улегся с ним рядом, накрыв их обоих одеялом. — Я всё смогу, только скажи, что останешься со мной. Навсегда.

«А ведь я сам его таким сделал, — обреченно подумал Пак. — Не иначе, как в помутнении рассудка».

— Навсегда не получится, Кедеэрн. Бессмертный — не значит вечный. Однажды всё вернется, откуда пришло. Назначь более реальный срок.

— Тогда на тысячу лет. Я тебя знаю, Пак. Ты сейчас хочешь жить. И отомстить Лабиринту тоже хочешь. А без моей помощи тебе не справиться.

— Ты всё-таки чему-то научился у меня, — Пак улыбнулся и погладил его по щеке. — Пусть будет так. Тем более, что от предложения Эрна-охотника не отказываются на третий день Йоля.

Кедэрн прикрыл глаза.

— Распахнуты Врата Аннона, ворочается Адданк змей Бездны, — нараспев заговорил он, — раскрываются сиды Дивного Народа, кладбища и могилы наполняются жизнью, это время страха, которого не стыдятся даже храбрецы. Сам же день Калан Гаэф не принадлежит ни году, ни времени, он вне времени, его называют «Не-день». Из северных гор, из сердца лесов Калледона и Годдеу, из скалистого ущелья, которое люди зовут Котлом Кернунна, из Бездны, под пологом туманов, под рыдающий вопль, от которого сердца мужчин теряют силу, женщины выкидывают плод, сыновья и дочери теряют чувства, а все звери лесные, земные и морские становятся бесплодными — начинается Дикая Охота…

Эта ночь надолго запомнилась всем жителям Сомерсетшира. Ветер выл в трубах давно забытыми волчьими голосами, смеялся, звал в темноту. Запоры на дверях перестали казаться надежными. Дети плакали, матери спешно вешали над люльками ножницы и шептали молитвы. Мужчины хмуро курили и подбрасывали в очаг торф, растратив за одну ночь недельный запас. А те, кому не повезло оказаться без крыши над головой, потом клялись, что видели, как в низких тучах мчалась по небу Дикая Охота.

***

Эрк, насвистывая, открыла дверь в дом Драккони. Наверху горел свет, значит Риндо ее ждет. Это приятно согревало.

— Эрк! — Ринальдо выскочил из кухни и тут же оказался в ее объятьях. — Подожди, я…

— Потом скажешь, — Эрк прижала его к стене и поцеловала — взасос, не замечая паники в фиолетовых глазах.

— Ах ты, сучка гоблинская! Немедленно отойди от него!

Эрк резко обернулась. На лестнице стояла Ирис — в домашних туфлях, халате и с полотенцем на волосах.

На щеках Ринальдо проступили красные пятна, как от пощечин.

— Не смей оскорблять мою невесту, мама!

— Невесту? — Ирис прищурилась. — Вот оно что! Решила прибрать к рукам наследство Алиаса, недоучка? Чем ты приворожила моего сына, падаль?

— Я не привороженный! Я ее люблю!

— Пользуешься своей неприкосновенностью, Ирис? — Эрк оскалилась. — Не будь ты целительницей, я бы уже вызвала тебя на дуэль!