Ах, да, тот памятный вечер. Кажется, пришла пора раскрыть карты, а то потом у нее просто не хватит духу.
– Насчет того вечера… – Шевон печально вздохнула. – Я хотела бы объяснить тебе кое-что.
Карл ободряюще сжал ее руку.
– Все дело в той девушке, в Шери… ну, ты знаешь – она живет этажом выше. Стоило мне увидеть ее на той вечеринке, такую стройную, хорошенькую… стоило заметить, с каким восхищением ты смотришь на нее, и у меня сразу испортилось настроение. Я почувствовала себя толстой уродиной. И позже, когда ты пытался заняться со мной любовью, мне казалось, что ты думаешь в это время о ней, представляешь ее на моем месте. Мне было так плохо… я чувствовала себя настоящим посмешищем, кем-то вроде шлюхи. Жирной, уродливой шлюхи. Мне казалось, ты завелся так только потому, что думал о ней, а не обо мне, и… тебе, наверно, стыдно за меня?
Карл готов был убить себя. Господи, что же он наделал? Надо было за километр обходить ту себялюбивую сучку. Ему так повезло с подругой – Шевон любила его, заботилась, доверяла. А он своим эгоизмом, своим жалким, безответственным поведением толкнул ее в объятия другого мужчины. Что ж, он сам во всем виноват. Случившееся сегодня – расплата за его ложь, за его предательство.
– Нет. – Карл со вздохом привлек к себе Шевон. – Если мне за кого и стыдно, то только за себя.
– О чем ты? – спросила она.
– Да так, не обращай внимания. Ты всегда была сильней меня. Всегда. Я привык доверять тебе, привык полагаться на твои решения. Если бы не ты, мы бы так и жили в той паршивой комнатушке в Брайтоне. Я бы изображал из себя рок-звезду, выступая перед толпой визжащих, обдолбанных студенток в каком-нибудь вонючем баре. Именно ты заставила меня повзрослеть. Я стал лучше только благодаря тебе, Шевон. И клянусь, что в тот вечер, когда мы вернулись домой из «Сол-и-Сомбра», когда лежали в постели, я хотел тебя – именно тебя. Только ты была в моих мыслях, ты и никто другой. Та девица, Шери… она и правда очень хороша собой, но мне-то что с того? Ты – единственная женщина, к которой я испытываю желание. И неважно, пятьдесят в тебе килограмм или сто пятьдесят! Ладно, тут я слегка перегнул, – рассмеялся он. – Сто пятьдесят – это уже перебор.
Шевон игриво пихнула его локтем в бок, и Карл еще крепче прижал ее к себе, пытаясь развеять все ее сомнения.
Не такое уж это и вранье, насчет Шери, виновато подумал он. Скорее, избирательная правда, защитная ложь. Он солгал не ради себя, а ради Шевон, ради их общего будущего. От этих мыслей, впрочем, ему не стало намного легче. Карл погладил Шевон по голове.
– Господи, Шев, да у тебя в волосах полно всякого хлама! Какие-то веточки, травинки и бог знает что еще. Ты уверена, что вы только целовались?
– Просто мы целовались лежа. – У Шевон вырвался нервный смешок. – Карл, ты прощаешь меня? Я вовсе не собиралась тебе изменять! Просто использовала беднягу Рика, чтобы как следует позлить тебя.
– Вряд ли он долго упирался! Такая, как ты, любому вскружит голову.
Тут они покрепче обнялись и вновь погрузились в беседу. Они говорили про минувший год, про то, какой несчастной все это время чувствовала себя Шевон. Оставалось лишь решить, как сделать так, чтобы она не страдала в будущем, чтобы их отношения не глохли от невысказанных обид и претензий. А потом они занялись любовью – впервые за последние два месяца. Карл опустил голову к ее груди, и при виде знакомой копны черных волос Шевон довольно улыбнулась и откинулась на подушку.
С утра пораньше их разбудил шум мотора – очевидно, Рик и Тамсин решили уехать, не дожидаясь дальнейших объяснений. В результате весь дом оказался в распоряжении Карла и Шевон. Они гуляли по берегу озера, болтали, ели у огромного камина и занимались любовью.
В понедельник, когда они вернулись наконец в Лондон, Шевон первым делом позвонила своему гинекологу. Ей хотелось знать, много ли у нее шансов на то, чтобы излечиться от бесплодия. Во время бесед с Карлом она осознала, что неспособность забеременеть стала для нее чем-то вроде табу. Ей так хотелось стать матерью, она так долго лелеяла эту мечту, что, когда ей было отказано в этом праве, она отбросила свои надежды, как дохлого паука, чтобы никогда больше не возвращаться к ним в своих мыслях. Свою любовь и заботу Шевон отдала Розанне, отказавшись бороться за то, что считала когда-то своим непреложным правом.
Теперь-то Шевон было ясно, что в ней говорила не взрослая, умудренная опытом женщина, а растерянная девочка, которая просто не знает, что ей делать. А ведь из них с Карлом могли бы получиться замечательные родители! В мире столько людей, которые бьют своих детей, унижают их и вообще портят им жизнь. Иное дело Карл и Шевон. Только теперь им стало ясно, как много они потеряли, отказавшись от самой мысли обзавестись детьми.