А потом… потом в эфир пошла «Горчайшая пилюля». The Jam. Эта песня ничем не напоминала Карлу про Шевон, но именно она задела глубинные струнки его сердца. А ведь и верно – расставание с Шевон стало для него этой самой пилюлей. Конец всего, начало пустоты. И некого в этом винить, кроме себя самого.
И тут Карл заплакал. Поначалу медленно, отворачиваясь в сторону и смахивая слезинки. Затем тело его затряслось от рыданий, и Карл вдруг понял, что не сможет справиться с потоком слез. Три секунды до конца песни… две… одна. Надо было сразу поставить что-то другое, но ему и в голову это не пришло. В эфире воцарилась тишина. Слышалось только затрудненное, прерывистое дыхание Карла. Джон воззрился на него едва ли не с ужасом. Молчание затягивалось, Карл продолжал плакать.
Наконец, когда прошла, казалось, вечность, он заговорил. Он знал, что совершает глупость. Что радио – это профессионализм, безупречность, музыка. Что это не имеет ничего общего ни с ним, ни с его переживаниями.
– Мне… мне очень жаль, – дрожащим от слез голосом начал Карл. – Но у меня были ужасные выходные. От меня ушла моя девушка.
Джон схватился за голову.
– Господи, – пробормотал он. – Кажется, парень вообразил себя вторым Тони Блэкберном.
– Шевон, моя подруга. Пятнадцать лет вместе. И вот… все кончено. Простите, что я расклеился. Я думал, что справлюсь, но это… это так больно,
Карл на секунду умолк.
– Но я… я… слушайте! Мужчины, сколько вас там есть. И женщины тоже. Это так важно, чертовски важно! Если у вас есть кто-то, кого вы любите и кто любит вас, не путайтесь с другими, не обманывайте своих возлюбленных. Прошу вас, не делайте этого. Взгляните на меня. Мне доверилась самая прекрасная женщина в мире, а я посмеялся над ее доверием. А главное, ради чего? Ради пустышки! Ради дешевого секса с обычной дешевкой, которая не значила для меня ровным счетом ничего! Ну, можно ли поверить, что кто-то повел себя так по-идиотски? Мне просто хотелось ублажить свое эго, теперь-то я это понимаю. Я всегда считал, что Шевон слишком хороша для меня. Я делал вид, что меня это ничуть не беспокоит, но в душе всегда чувствовал себя хуже и незначительней. И тут подвернулась эта девица. Благодаря ей я вдруг почувствовал себя на высоте. Я был умнее ее, лучше и сильнее… так, по крайней мере, я думал. А главное, она меня хотела. Мое никчемное мужское эго с готовностью схватило то, что было ему предложено. Вцепилось в это, не подумав о последствиях. Господи, да я не получил даже такого уж удовольствия! Зато я почувствовал себя особенным – я будто вознесся на пьедестал. Когда интрижка окончилась, я стал еще больше ценить Шевон. Я вдруг задумался о вещах, которые прежде меня не занимали. О том, как это романтично – прожить всю жизнь с одним человеком. Вместе радоваться, вместе стариться. Я захотел жениться на Шевон, чтобы никогда уже не разлучаться с ней. Но было поздно. Она узнала о моей интрижке. Она поняла, какой я на самом деле – жалкий, слабый эгоист. Шевон заслуживала лучшего, и она ушла. И вот теперь я один. Между нами все кончено. Сегодня я вернусь в нашу квартиру, и Шевон там не будет. Я вернусь в пустоту. И… я и не знал, что можно чувствовать себя таким несчастным, таким опустошенным. Я обманул доверие Шевон и глотаю теперь свою горчайшую пилюлю. Я это заслужил. Ну а вы… просто не делайте так, ладно? Если у вас есть кто-то, кого вы любите, то вам просто сказочно повезло. Не обращайте внимания на того сексуального парня из соседнего отдела или на ту горячую штучку, что живет этажом выше. Оно того не стоит. Слышите меня? Оно… того… не стоит.
Карл перевел дыхание и выпрямился. Слезы наконец перестали течь. Он оглянулся. За то время, что он говорил, в студию набилась масса народу. Помощники, секретари и продюсеры всех мастей смотрели на него в немом изумлении. Какая-то девушка смахнула со щеки слезинку.
– Я… прошу прощения. – У Карла вырвался нервный смешок. – Такое чувство, что это было последнее мое шоу на радио. А пока я поставлю вам очередную песню…