Он еще не знал, что это было лишь началом безумия. За один вечер он успел превратиться в самую популярную лондонскую знаменитость. Его приглашали на шоу, о нем писали в газетах. С каждым днем у дверей радиостанции собиралось все больше и больше поклонников.
Но, с точки зрения Карла, это было полной бессмыслицей. Что ему за дело до этой шумихи, если Шевон так и не позвонила?
В тот вечер он поехал к Тому и Дебби. И на следующий вечер тоже. И еще через день. Его пугало возвращение в пустую квартиру. Шевон знала, где его искать – он дважды продиктовал ее матери номер телефона. Но Шевон не позвонила. Наверняка она читала газеты, слушала радио, знала все последние новости. Но ее это, казалось, ничуть не тронуло. Не то чтобы Карл лишь ради этого примерил на себя роль страдальца. Но, коль скоро весь город проникся сочувствием к его персоне, почему бы не предположить, что и Шевон не останется равнодушной? Но нет, ей явно не было до него дела.
Три дня подряд он уходил на работу, возвращался домой, напивался, донимал Тома и Дебби разговорами о Шевон. Неожиданно для себя Карл оказался совершенно один, без жены, без детей. А ведь ему скоро сорок. Как же вышло, что жизнь его свернула куда-то не туда?
На четвертый день он начал злиться. Шевон тоже не была безгрешна. Как насчет того же Рика? Такая ли уж большая разница между получасовым поцелуем и пятиминутным сексом? Еще неизвестно, что из этого может считаться по-настоящему интимным! Допустим, Карл рассказал бы ей про Шери. И что бы это изменило? Неужели Шевон так бы и сказала: «Карл, ты совершил ужасную вещь. Но раз уж ты во всем признался, я прощаю тебя. Я постараюсь заново научиться доверять тебе»? Как бы не так! Ни о каком прощении не могло быть и речи. Она все равно ушла бы от него.
В четверг вечером он все-таки набрался мужества, чтобы вернуться домой, на Алманак-роуд.
Он сидел в такси, а за окном мелькал унылый, серый город. Голова у Карла гудела. В душе мешались гнев и обида, чувство беспомощности и уныния. Но все это не шло ни в какое сравнение с мучительным, всепоглощающим страхом.
В квартире было холодно, отопление не работало целых пять дней. Шевон всегда включала его на полную мощность – говорила, что мерзнет сильнее других. Карл страдал от жары. Тайком от Шевон открывал окна, убавлял градусы термостата. А сейчас ему хотелось, чтобы в доме стало жарко. Так жарко, чтобы растаяла краска на стенах.
От былого разгрома не осталось и следа. У дверей кухни стояли три огромных мусорных мешка. Сюда Шевон сложила то, что осталось от его пластинок. Здесь же примостилась разряженная елка. Шевон забрала с собой все симпатичные вещицы, которые превращали их квартиру в уютное гнездышко: вазы, часы, лоскутные коврики. В квартире царила абсолютная чистота. Пахло каким-то моющим средством. Ужасно, просто ужасно.
Больше всего на свете Карлу хотелось сбежать отсюда. Из коридора исчезла плетеная корзинка Розанны. Не было на стенке и ее поводка. Не было ничего, кроме холода, тишины и пустоты.
Карл тяжело опустился на диван. Шесть дней назад здесь сидела Шевон, а сам он в отчаянии припадал к ее ногам, умоляя простить его. Он уронил голову на ладони, позволив холодному безмолвию притупить щемящую боль. Лишь сейчас ему стало ясно, что Шевон ушла, ушла навсегда. Это вовсе не размолвка, не возможность отдохнуть друг от друга. Это конец, конец всему.
Впервые в жизни Карл оказался совершенно один.
26
Шери видела, как он вернулся домой накануне Рождества. Карл впервые заглянул тогда на Алманак-роуд после своего знаменитого шоу. Шери стояла у окна в своем белоснежном халатике, наблюдая за тем, с какой неохотой он заходит в дом.
Нетрудно было представить, что он чувствовал. Да что там, вся страна знала о его чувствах! Он же был теперь знаменитостью. Ну как вам такое? Когда они только встретились, Карл был обычным учителем танцев. Шери соблазнила его, затем бросила, и вот теперь он знаменит – благодаря ей, благодаря их интрижке. Его лицо с назойливой регулярностью появляется в прессе и на телевидении. У него даже взяли интервью Ричард и Джуди. Подумать только! При мысли об этом кровь у Шери вскипала от негодования. Сначала Лондон, а теперь и вся страна были по уши влюблены в Карла Каспарова. В бедняжку Карла.
Бедняжка Карл! Губы Шери искривились в усмешке. Это он-то, который только и делал, что трахал ее в своем офисе в «Сол-и-Сомбра». Если что и волновало его тогда, то только собственное ненасытное желание, а вовсе не Шевон, которую он, невзирая на публичные заверения в любви, беззастенчиво предал и обманул. С какой же стати Шери будет сочувствовать этому лицемеру?