Читаем Вторая рука полностью

Крупные букмекеры могли оказывать и зачастую оказывали положительное влияние на скачки: я про себя не без злорадства думал, что им попросту некуда деваться, иначе они были бы не в силах бороться с лобби, знающим, что монополия тотализатора (и менее алчный налоговый климат) вернула бы на скачки то, что букмекеры истребили. Тревор Динсгейт воплощал в себе новую породу букмекера: светский, лощеный, вращающийся в высших слоях общества, известный лондонскому Сити, на короткой ноге со старой аристократией…

– Привет, – сказал он, увидев меня. – Мы с вами встречались в Кемптоне… Не знаете, где тут лошади Джорджа?

– Да вот они, – ответил я, указывая на них. – Вы как раз успели.

– Чертовы пробки!

Он зашагал по траве в сторону Джорджа. На руке у него болтался бинокль. Джордж коротко поздоровался с ним и, видимо, сказал ему, чтобы он шел смотреть тренировку вместе со мной, потому что Тревор вернулся, массивный, самоуверенный, и встал рядом.

– Джордж говорит, мои двое оба пойдут в первой группе. Мол, вы мне объясните, что к чему. Вот же наглая скотина! Можно подумать, у меня своих глаз нету. Вон, поскакал наверх…

Я кивнул. Тренеры часто выезжали вперед и вставали на полпути, чтобы лучше видеть своих галопирующих лошадей.

Четыре лошади вышли на стартовую позицию. Тревор Динсгейт поднес в глазам бинокль, подкрутил, чтобы настроить фокус под себя. Темно-синий костюм в еле заметную красную полосочку. Холеные руки, золотые запонки, кольцо с ониксом – все как и раньше.

– А которые ваши? – спросил я.

– Двое рыжих. В белых чулках – Пинафор. Второй – так, ничего особенного.

У «ничего особенного» были короткие пясти и округлый круп. «Возможно, с возрастом выйдет неплохой стипль-чезер», – подумал я. Вообще, на вид он мне понравился больше, чем поджарый, как левретка, Пинафор. Они вместе поднялись в галоп по сигналу Джорджа. Кровь спринтера явила себя во всей красе. Пинафор обошел всех, «ничего особенного» оправдал ожидания владельца. Тревор Динсгейт вздохнул и опустил бинокль.

– Ну вот и все. Вы поедете завтракать к Джорджу?

– Нет. Не сегодня.

Он снова поднял бинокль и устремил его на расположенную куда ближе кружащую на месте группу. Судя по тому, под каким углом он смотрел, он наблюдал не за лошадьми, а за всадниками. В конце концов Тревор отыскал Инки Пула. Он опустил бинокль и принялся наблюдать за Три-Нитро невооруженным глазом.

– Неделя осталась, – сказал я.

– Прямо картинка!

Наверно, Динсгейт, как и все букмекеры, был бы счастлив, если бы такой фаворит проиграл «Гинеи», однако в его голосе слышалось одно лишь восхищение великолепным скакуном. Три-Нитро, в свою очередь, вышел на стартовую позицию и по сигналу Джорджа вместе с двумя партнерами устремился вперед обманчиво стремительным галопом. Я с интересом отметил, что Инки Пул спокоен, как само терпение, и что его мастерство явно стоит вдесятеро больше, чем ему платят. Хороших рабочих жокеев всегда недооценивают. А ведь плохой рабочий жокей может испортить лошади рот, нрав и всю карьеру. Так что неудивительно, что для своих лошадей Джордж Каспар выбирает лучших.

Это не был полноценный пробный галоп на длинной горизонтальной дорожке вроде Лаймкилнс, где лошади выложатся по полной, как в будущую субботу. Однако тут, на подъеме на Уоррен-хилл, и быстрый кентер был достаточно серьезным испытанием. Три-Нитро его перенес без малейшего труда: он взлетел на вершину холма с таким видом, словно мог проскакать вшестеро больше и не заметить.

«Да, – подумал я, – впечатляюще!» Пресса явно была со мной согласна и уже что-то вовсю строчила в своих блокнотах. Тревор Динсгейт был в задумчивости – еще бы! – а Джордж Каспар, который спустился с холма и подъехал к нам, выглядел до противного самодовольным. Чувствовалось, что «Гинеи» у него в кармане.

Закончив галоп, лошади шагом спустились с холма и присоединились к ходящей по кругу группе. Рабочие жокеи пересели на свежих лошадей и снова помчались в гору. Три-Нитро вернулся к парнишке в оливковой куртке с красным шарфом, и в конце концов вся группа отправилась домой.

– Ну вот и все на сегодня, – сказал Джордж. – Ну что, Тревор, как договаривались? Едем завтракать?

Они кивнули мне на прощание и уехали прочь: один – на машине, второй – верхом. Я, однако, не сводил глаз с Инки Пула, который успел четырежды сгонять на вершину холма и теперь с угрюмым видом брел к припаркованной машине.

– Инки, – сказал я, догоняя его, – галоп на Три-Нитро… это было здорово!

Он поморщился:

– Без комментариев.

– Я не из прессы.

– Да знаю я, кто вы. Видел ваши выступления. Кто ж вас не знает-то? – Бросил на меня недружелюбный взгляд и только что не оскалился. – Чего вам надо?

– А как вам показался Три-Нитро по сравнению с Глинером в тот же сезон в прошлом году?

Он выудил ключи от машины из кармана на молнии и вставил в замок на дверце. На его лице – насколько я мог его видеть – застыло упрямое нежелание сотрудничать.

– Скажите, Глинер за неделю до «Гиней» по ощущению был таким же? – уточнил я.

– Я не собираюсь с вами разговаривать.

– А Зингалу? – не отставал я. – А Бетесда?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сид Холли

Похожие книги

Сценарии судьбы Тонечки Морозовой
Сценарии судьбы Тонечки Морозовой

Насте семнадцать, она трепетная и требовательная, и к тому же будущая актриса. У нее есть мать Тонечка, из которой, по мнению дочери, ничего не вышло. Есть еще бабушка, почему-то ненавидящая Настиного покойного отца – гениального писателя! Что же за тайны у матери с бабушкой?Тонечка – любящая и любимая жена, дочь и мать. А еще она известный сценарист и может быть рядом со своим мужем-режиссером всегда и везде. Однажды они отправляются в прекрасный старинный город. Ее муж Александр должен встретиться с давним другом, которого Тонечка не знает. Кто такой этот Кондрат Ермолаев? Муж говорит – повар, а похоже, что бандит…Когда вся жизнь переменилась, Тонечка – деловая, бодрая и жизнерадостная сценаристка, и ее приемный сын Родион – страшный разгильдяй и недотепа, но еще и художник, оказываются вдвоем в милом городе Дождеве. Однажды утром этот новый, еще не до конца обжитый, странный мир переворачивается – погибает соседка, пожилая особа, которую все за глаза звали «старой княгиней»…

Татьяна Витальевна Устинова

Детективы