Вторая рука

Он откинулся на спинку кресла так, будто избавился от тяжкой ноши. Джентльмен должен быть честен… джентльмен свой долг исполнил.

– Понял, – сказал я. – Какими именно синдикатами он занимался?

– Двумя первыми из тех, что тут, у вас.

– И вы думаете, что кто-то из тех, кто в них состоит… из этих нежелательных личностей, способен избавиться от проблемы, запинав ее ногами?

– Вполне возможно, – сказал он с несчастным видом.

– Так что именно я расследую, – осторожно спросил я, – возможное взяточничество Эдди Кейта или фактическое убийство Мэйсона?

Лукас помолчал и ответил:

– Возможно, и то и другое.

Повисло долгое молчание. Наконец я сказал:

– Вы понимаете, что после того, как вы отправили мне записку на ипподроме, побеседовали со мной в чайной и вызвали меня сюда, ни у кого не останется сомнений, что я работаю на вас?

– Но ведь это может быть связано с чем угодно!

– После того как я заявлюсь в эти синдикаты, сомнений точно не останется, – угрюмо заметил я.

– Я вполне вас пойму, – сказал Лукас, – если вы, ввиду того что вы только что услышали, захотите… э-э-э…

«И я тоже», – подумал я. Кому же хочется, чтобы его били ногами по голове? Но я ведь сказал Дженни правду: ты не думаешь о том, что это может случиться с тобой. «И всегда ошибаешься», – сказала она.

Я вздохнул:

– Расскажите-ка мне про этого Мэйсона. Куда он ходил, с кем виделся. Все, что сумеете вспомнить.

– Да там и вспоминать-то практически нечего. Он начал обычную проверку, и следующее, что мы узнали, – на него напали. Полиция не смогла проследить, где он бывал, а все участники синдикатов клялись, что не виделись с ним. Разумеется, дело не закрыто, но полгода спустя можно считать, что оно заглохло.

Мы еще немного поговорили об этом, а потом я провел еще час, делая заметки. Без четверти шесть я вышел из Жокей-клуба, собираясь вернуться домой. Домой я так и не попал.

Глава 7

Я поехал домой на такси и отпустил машину у подъезда, но не у самого подъезда: место напротив входа занимал черный автомобиль, поверх двойной желтой линии – такие машины, вообще-то, положено эвакуировать.

На сам автомобиль я почти не взглянул, и зря: не успел я поравняться с ним и свернуть к подъезду, как дверцы с моей стороны распахнулись и оттуда высыпали большие неприятности.

Меня схватили двое мужчин в черном. Один ударил меня по голове чем-то тяжелым, отчего у меня перед глазами все поплыло, второй накинул мне что-то (потом я выяснил, что это было нечто вроде лассо из толстой веревки) поверх рук и груди и туго затянул. Оба затолкали меня на заднее сиденье машины, и один из них для верности замотал мои и так уже невидящие глаза черной тряпкой.

– Ключи! – сказал чей-то голос. – Живей! Нас никто не видел.

Я почувствовал, как они роются у меня в карманах. Послышался звон – они нашли то, что искали. Я тем временем начал приходить в себя и принялся сопротивляться. Чисто автоматически, разумеется, но тем не менее и это я сделал зря.

К тряпке на глазах добавилась вторая, пропитанная чем-то мерзким и вонючим, которой мне зажали рот и нос. Я вдохнул пары эфира, сознание у меня затуманилось, и последней моей мыслью было, что, если мне суждено разделить судьбу Мэйсона, времени они терять не станут.

Сперва я осознал, что лежу на соломе.

На обычной соломе, как в деннике. Я попытался пошевелиться, и она зашуршала. Слух, как всегда, вернулся первым.

Мне уже не раз приходилось переносить сотрясение мозга после падения с лошади на скачках. Поначалу я так и думал, что свалился с лошади, только не мог вспомнить, с которой и в какой скачке я участвовал.

Странно…

Потом я во всем объеме осознал неприятную истину. Это не скачки. У меня только одна рука. Меня среди бела дня похитили на улице в Лондоне. Я лежу навзничь на какой-то соломе, с завязанными глазами, обмотанный веревкой поперек груди, так что мои руки выше груди туго притянуты к телу. Узел внизу, я на нем лежу. Я не знаю, как тут очутился, и будущее мое весьма туманно.

Черт, черт, черт!!!

Ноги мои были привязаны к чему-то неподвижному. Вокруг царила кромешная тьма: из-под повязки света видно не было. Я сел и попытался избавиться хотя бы от части пут. Я потратил на это много сил, но все без толку.

Целую вечность спустя снаружи послышались тяжелые шаги по песчаной дорожке, скрипнула деревянная дверь, снизу под повязку пробился свет.

– Бросьте, мистер Холли, – сказал чей-то голос. – Эти узлы одной рукой не развяжешь.

Я бросил. Продолжать смысла не было.

– Перестарались они, конечно, – сказал голос с нескрываемым удовольствием. – И веревки, и эфир, и кастет, и повязка на глаза – все сразу! Нет, я их, конечно, предупреждал, чтобы они не вздумали подвернуться вам под ту увечную руку. Один мой знакомый уголовник очень был недоволен, когда вы его огрели с той стороны, откуда он совсем не ждал.

Я узнал этот голос. Голос человека, начавшего с манчестерских подворотен и достигшего вершин социальной лестницы. Человека, уверенного в своем могуществе.

Тревор Динсгейт.